— Вы думаете, что он только маленькая пташка и за ним стоит какая-то более крупная личность?
— Я знаю, что это так.
— Профессор, о котором я слышал от вас?
— Именно.
— Я не скрою от вас, мистер Холмс, у нас в Скотленд-Ярде думают, что вы недаром имеете зуб на этого профессора. Я лично собрал кое-какие сведения по этому поводу: он выглядит очень почтенным, ученым и талантливым человеком.
— Я рад, что ваши расследования дали вам возможность признать его талантливость.
— Послушайте, можно не желать и все-таки признать это. После того как я узнал ваше мнение, я счел нужным увидеть его. Разговор у нас шел о солнечных затмениях — как он принял это направление, я не понимаю до сих пор, — но профессор притащил глобус, лампу с рефлектором и моментально разъяснил мне этот вопрос всесторонне. Потом он предложил мне какую-то книгу, но, хотя во мне и сидит недурная абердинская закваска, я все-таки решил, что это будет немного чересчур для моей головы. У него, с его тонким лицом, седыми волосами и какой-то особенно торжественной манерой говорить, — вид настоящего министра. Когда он при прощании положил мне руку на плечо, это выглядело, будто отец благословляет вас, отпуская во взрослую жизнь.
Холмс усмехался и потирал руки.
— Великолепно! — воскликнул он. — Положительно великолепно! Скажите мне, дорогой Мак-Дональд, эта приятная и интимная беседа происходила в кабинете профессора?
— Да.
— Красивая комната, не правда ли?
— Очень красивая — прекрасная комната, мистер Холмс.
— Вы сидели против его письменного стола?
— Совершенно верно.
— И вы оказались против источника света, а его лицо было в тени?
— Это, видите ли, происходило вечером, но свет лампы был направлен в мою сторону.
— Этого можно было ожидать. Обратили ли вы внимание на картину на стене позади кресла профессора?
— Для меня очень немногое остается незамеченным. Это, по-видимому, я перенял от вас. Да, я заметил эту картину.
— Это картина Жана Батиста Грёза.
Инспектор выглядел заинтересованным.
— Жан Батист Грёз, — продолжал Холмс, сплетая кончики пальцев и откидываясь на спинку стула, — был знаменитым французским художником, писавшим между тысяча семьсот пятьдесят восьмым и тысяча восьмисотым годами. Новейшая художественная критика ставит его еще выше, чем его современники.
Теперь инспектор слушал совершенно безучастно.
— Не лучше ли нам… — начал он.
— Мы именно это и делаем, — прервал его Холмс. — Все, что я говорю, имеет прямое отношение к тому, что вы называете Бирльстонской тайной. В известном смысле это можно назвать даже самым центром, средоточием ее.
Мак-Дональд слегка улыбнулся и вопросительно взглянул на меня.
— Вы мыслите чересчур быстро для меня, мистер Холмс. Вы отбрасываете одно или два звена, а для меня это уже препятствие, я не могу поспевать за вами. Что может быть на свете общего между давно умершим художником и Бирльстонским делом?
— Всякое знание полезно для человека, занимающегося расследованием преступлений, — заметил Холмс. — Даже такой незначительный факт, что в тысяча восемьсот шестьдесят пятом году знаменитая картина Грёза «La Jeune Fille» на аукционе у Порталиса была оценена в миллион двести тысяч франков, может навести вас на кое-какие соображения.
Он оказался прав. Лицо инспектора выражало живейший интерес.
— Я могу напомнить вам, — продолжал Холмс, — что размеры жалованья профессора Мориарти можно узнать из любого справочника. Он получает семьсот фунтов в год.
— В таком случае, как же он мог приобрести…
— Вот именно. Как он мог?
— Все это прямо изумительно, — заметил инспектор задумчиво, — продолжайте, мистер Холмс. Меня это чрезвычайно заинтересовало. Любопытнейшая история.
Холмс улыбнулся. Искреннее удивление всегда радовало его — характерная черта истинного артиста.
— А что же относительно Бирльстона? — спросил он.
— У нас еще есть время, — ответил инспектор, взглянув на часы. — У ваших дверей меня ждет кэб, за двадцать минут он доставит нас на вокзал Виктория. Но относительно этой картины — вы, мистер Холмс, кажется, однажды говорили мне, что никогда не встречались с профессором Мориарти?
— Совершенно верно, никогда.
— Каким же образом вы знакомы с его квартирой и обстановкой?
— Ах, это другое дело. Я три раза побывал в его квартире, два раза я под разными предлогами ожидал его и уходил до его возвращения. А один раз — ну, об этом визите я положительно не решаюсь рассказывать официальному представителю сыскной полиции. Словом, в тот раз я позволил себе просмотреть его бумаги. Нужно добавить, что результаты оказались совершенно неожиданные.
— Вы нашли что-то компрометирующее профессора?
— Абсолютно ничего. Это-то и поразило меня. Впрочем, есть один пункт, о котором вы теперь знаете, — картина. Следует полагать, что он очень богатый человек. Как же, однако, он приобрел это богатство? Он не женат. Его младший брат служит начальником станции где-то на западе Англии. Его кафедра дает ему жалованье в семьсот фунтов в год. И у него имеется подлинный Грёз.
— Итак?
— Разумеется, вывод совершенно ясен.
— Вы думаете, что его богатство создается незаконным путем?