Он взбирается на второй этаж и насмешливо смотрит на меня, будя нестерпимое желание поставить подножку. Лететь тут не слишком высоко, не убьется.
– Пошли уже есть, я так вымотался за день, что скоро начну жевать сено!
Я падаю на пару растрепанных тюков, словно на кровать. Грегори, наглый Грегори, ложится в полуметре от меня и с наслаждением стонет. Перед ним весь второй этаж сеновала и огромное пятно, залитое лунным светом, но нет же! Ему обязательно уместиться где-то у меня на голове.
– Ешь, пей и давай спать. – Глаза начинают слипаться, и я хватаю кусок пирога, пока не уснул. – Как всегда невероятно, Патриция! Делать ей нечего, что ли? Успевает же готовить.
– Сестра? – с набитым ртом уточняет Грегори.
– Да, – с таким же набитым ртом отвечаю я и улыбаюсь. – У меня еще два брата есть. Семья большая.
– Хах! – Грегори забавно трясет головой. – У меня пять! Пять братьев!
Я чуть не давлюсь от удивления.
– Представляешь в какой конкуренции за игрушки рос я? И ни одной сестры. Я бы хотел иметь сестру, которая готовит так, как твоя.
Я рад, что ему понравился пирог Патриции, иначе пришлось бы убить Грегори.
– Ага, – киваю я и отпиваю воды из кувшина.
– Вот так смотришь на дыру в сеновале, и мысли такие странные… – Грегори уже прикончил пирог и вновь вытянулся на тюках сена. Его взгляд, затуманенный сытостью и усталостью, устремлен вверх. – Звезды прекрасны, непостижимы, бессчетны. Но сосчитать их невозможно там, на хлопковом поле, когда само небо – бесконечный купол, а тут? В этой дыре? При должной выдержке я могу это сделать.
Я с любопытством слушаю его.
– Лежим мы с тобой, Франческо, в полной темноте сеновала и думаем, ага, весь мир сено да чернь, и звезд всего лишь тысяча, а на самом деле их миллионы. Но это нам повезло вернуться с хлопкового поля под крышу сеновала, а если само поле и есть дыра в крыше и лишь кажется нам чем-то огромным? – Он зевает так громко, что я боюсь, он поднимает все ранчо. – Неспособность видеть шире – это спасение или проклятие?
И не успеваю я моргнуть, как он замолкает. Уснул. Потрясенный его словами, я откидываюсь назад и подкладываю руки под голову. Никогда не задумывался над этим. Я боготворю свою долину, а на самом деле это лишь… клочок земли? Грегори, если верить его словам, в телеге с четырех лет и увидел таких долин сотни и не только их, а еще горы, океан, пустыни и десятки городов. Ему нужно поговорить с Хантером. Я чувствую, что их души вибрируют на одинаковой частоте.
Пальцы сна пробегаются по моим бедрам, пояснице и груди, погружая в сладкую негу, а вот глаза, как заколдованные, уставились в треклятую дыру в крыше сеновала. Для ручной птицы клетка – целый мир, для орла в небе – жалкая точка. Я поворачиваю голову к Грегори, чтобы рассмотреть его необычный оттенок волос, который неуловимо о чем-то напоминает. Мало света, всего лишь одна прядь выпала из-под кепи. Он размеренно дышит. Вероятно, он и не рассчитывал найти пристанище в доме одного из ранчеро. Наверное, жизнь в дороге научила его одинаково радоваться ночлегу что на лугу под дождем, что под сводами дворца. Надеюсь, завтра нас застанет не отец, а кто-то из прислуги.
И я засыпаю, считая звезды и думая о словах Грегори.
Глава 5
Я никогда не спал так хорошо! Даже в кровати с новым матрасом и чистыми простынями. Солнце не резало глаза, запах противной каши не раздражал нос, и никто специально не прыгал по скрипучим половицам. Тепло, сухо и в меру мягко.
Я приоткрываю глаза и вижу все ту же дыру в потолке. Теперь в ней просто чистое синее небо. Мышцы затекли, и я двигаю плечами, борясь с ноющей болью. В груди как будто бы жжет. Сначала я не понимаю почему, а потом пелена сна спадает, и я вижу поверх рубашки руку. Я шевелю пальцами и осознаю, что кисть не моя. Поворачиваю голову – и вспоминаю, почему уснул на тюке сена, а не в своей постели.
Грегори. Мой новый знакомый, веснушчатый любитель уплетать пироги, болтать о звездах и блуждать по чужим полям. Интересно, он так же бодро несет чушь с первыми лучами солнца или приберегает сомнительную мудрость для сакральной ночи? Я коварно усмехаюсь: так и подмывает столкнуть его с тюка сена, но, к сожалению, от матери мне досталось доброе сердце.
– Грегори? – Я убираю его руку с груди и замираю.
Вчерашнее впечатление сейчас подтверждается: мой новый знакомый выглядит вполне порядочным джентльменом. Да, когда ты сидишь на куче мусора в чужом поле, тебя кто угодно примет за сумасшедшего, но здесь ошибки быть не может. Эти хлопковые штаны отличного качества, руки довольно ухоженные… Я перевожу взгляд на его лицо. Ну как же много веснушек, интересно, они у него только от солнца или зимой тоже? Я вспоминаю лицо матери: у нее такие крапинки появлялись весной, но надолго не задерживались.
Вот на что я трачу драгоценное время? Даже не представляю, который час, но уверен: мои уже проснулись. И вместо того чтобы разбудить Грегори, похлопав по щекам, я пытаюсь вспомнить, сколько веснушек было у матери. Меня выводит из размышлений шлепок по руке. Глаза Грегори открываются, а губы расползаются в улыбке.