Долина золотоискателей

– Франческо, невежливо рассматривать людей в упор, особенно когда они притворяются спящими!

Его глаза такого насыщенного цвета, что я не ленюсь и смотрю на небо в дыре. Нет. Его глаза светлее, ближе к серому, но их палитра удивляет меня точно так же, как и ночью. Мои просто карие. Я оскорбленно хмыкаю и шлепаю его по руке в ответ. Сейчас он у меня договорится и точно полетит «с небес на землю»!

– Да ладно тебе, я же просто пошутил! – смеется он.

– У нас на Диком Западе шуткам не учат. – Я облизываю пересохшие губы и шиплю в ответ. – Надо было дать тебе хлыста вчера и погнать до города! – Наверное, я даже краснею от негодования, разве что из ушей не идет пар. Патриция всегда утверждала: любая моя эмоция сразу читается на лице. – Если проснулся, то почему притворялся? Жить надоело?

– А что, только тебе можно исподтишка рассматривать людей? – не унимается он.

Я закатываю глаза и пихаю его в бок, вызывая радостный смех. С таким детским взглядом на жизнь… откуда ты свалился на наше поле, Грегори?

– Я проснулся за несколько секунд до твоего пробуждения, Франческо!

– Кстати, почему ты постоянно повторяешь мое имя? – ворчу я.

– Мне нравится, как оно звучит, почему я не могу повторять поэтичные слова раз за разом? – Он пожимает плечами и садится на разорванном тюке. – Еще мне нравится слово «клен», но повторять его без смысла, как умалишенный я не собираюсь. Хотя кленов у вас тут полно, на каждом шагу. Я бы то и дело сидел под ними, ловя листья и любуясь миром.

Я открываю рот от удивления.

– А осенью клены, наверное, пылают! – Он снова улыбается, но по-другому, лукаво. – Правда, не так сильно, как твои щеки, Франческо.

– Я понял, понял! Ты любишь клены! – Руки сами сжимаются в кулаки.

Какой же остряк! Не могу. Тянусь навстречу, подумывая дать ему щелбан, чтобы голова треснула. Не успеваю: Грегори вдруг сам делает рывок вперед, перекатывается через меня и, нависнув сверху, закрывает рот рукой. Его настороженный взгляд мечется по сеновалу. Я ошеломленно таращусь в ответ. Я, конечно, молодец, что пригласил незнакомца под свою крышу! Правда, желай он задушить меня или прирезать, – мог бы найти момент и получше. Какого черта вообще творит этот умалишенный?!

Грегори примерно одного со мной роста, весом, может, чуть меньше, вот только в силе не уступает. Я хочу вырваться и как минимум дать ему по башке за эту выходку, но не получается. Еще чуть-чуть – и он проломит моей спиной доски, и мы благополучно полетим со второго этажа. Наконец мне все же удается привлечь его внимание своим яростным взглядом и шипением. Он будто приходит в себя.

– Франческо… – Он склоняется ближе и шепчет: – Сюда кто-то идет.

После этого он расслабляется, видимо, надеясь на мое благоразумие: что я перестану дергаться. Как опрометчиво! Мне-то бояться в собственном доме некого. Так что я вмиг бью его ребром ладони по боку, и, кажется, вижу, как из глаз осыпаются искры. Больше Грегори меня не удержать! Я спихиваю его в угол. Его кепи меня бесит, так и хочется содрать. Из-под козырька выбилось еще несколько прядей. Ну все, я придушу этого наглого гостя прямо сейчас – и дело с концом!

Он снова улыбается. Он точно со своей телеги не падал? Я стискиваю его руки, завожу за голову и удовлетворенно наблюдаю, как он морщится от боли. Заслужил, и сам знает это. Я сердито фыркаю и хочу уже отпустить какую-нибудь колкость, но дверь сеновала скрипит. Не дай бог, это все-таки отец, а не кто-то из рабов. Боже, спаси! Грегори пытается освободиться, но даже это не отвлекает от панической мысли.

Только бы не отец. Только бы не отец. Только бы не отец!

– Патриция, вы уверены, что ваш отец не всадит мне картечью из ружья, если заметит на территории вашего дома?

Этот голос я узнаю легко – низкий, грубоватый, но чем-то завораживающий. Колтон Рид! И имя моей сестры… она что, здесь, с ним? Я замираю, хотя мне уже хочется подскочить и придушить мерзавца на месте. Иногда мне удавалось на скаку оставить Рея, уже этому-то козлу голову открутить не составит труда!

– Все хорошо. – Это действительно ее голос! – Сюда заходят лишь рабы, а отец заглядывает раз в год, проверить, сколько сена осталось после зимы.

Рид молчит, явно сомневаясь. А я даже не могу описать бурю своих чувств. Тон сестры какой-то… заискивающий, игривый, я не слышал у нее таких ноток прежде.

– Простите за моего брата, – шепчет она.

– Ничего. Почему вы извиняетесь за мальчишку?

Это он меня назвал мальчишкой? И погодите, сколько же сейчас времени, раз она привела мерзавца незамеченным? Думаю, уже к полудню, а отец, видимо, успел поговорить с мистером Ридом? Иначе я не могу объяснить следующие слова Колтона:

– Вы не можете дать согласие на продажу ранчо, пока вся семья не будет «за». – Он медлит, будто подбирая слова помягче. – Это логично.

– Не только Франческо дорога наша долина, – тихо отвечает сестра. – Мы все родились здесь и выросли, каждый дюйм дышит историей нашей семьи. Просто так отдать ее не сможет даже Хантер, не говоря уже о Франческо и отце.