Долли

Письмо твое послал я тетке, а сам к ней не отнес, потому что рапортуюсь больным и боюсь царя встретить. Все эти праздники просижу дома. К наследнику являться с поздравлениями и приветствиями не намерен; царствие его впереди, и мне, вероятно, его не видеть. Видел я трех царей: первый велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою няньку; второй меня не жаловал; третий хоть и упек меня в камер-пажи под старость лет, но променять его на четвертого не желаю; от добра добра не ищут. Посмотрим, как-то наш Сашка будет ладить с порфиродным своим тезкой, с моим тезкой я не ладил. Не дай бог ему идти по моим следам, писать стихи да ссориться с царями! В стихах он отца не перещеголяет, а плетью обуха не перешибет. [3]

Ученый рассказал о злейших врагах Пушкина: Уварове — министре просвещения и президенте Академии наук; его подчиненном Дондукове-Корсакове, министре иностранных дел Нессельроде с его супругой; шефе жандармов Бенкендорфе, Булгарине, Идалии Полетике; Дантесе с Геккереном и, конечно, о государе.

— Жестокая цензура, вмешательство в личную жизнь, трудное материальное положение, бесконечные анонимные письма — все это мешало поэту творить, мешало семейному счастью.

Ученый некоторое время помолчал и сказал горько:

— Пушкин трагически и безвременно ушел из жизни. Да, он погиб на дуэли, защищая честь семьи, честь жены, свою честь. Но к этому надо добавить главное: смерть Пушкина — это политическая расправа с неугодным правительству поэтом, точно такая же расправа, как и с Лермонтовым.

Он опять помолчал и, доверительно обращаясь к слушателям, сказал:

—- Я хочу предвосхитить неизбежные ваши вопросы. Речь о Наталье Николаевне. «Пора, — как сказал один из ученых наших, — закрыть затянувшееся почти на полтора столетия «обвинительное дело» против жены поэта». Она была первой красавицей великосветского Петербурга. Пушкин дорожил ее молодостью, красотой, блеском в обществе. Но дороже всего ему было то простое человеческое счастье, которое она давала ему и которое Пушкину было так необходимо. Нельзя же забывать, что гений Пушкина перешагнул свой век и ушел в. век грядущий. Великого русского поэта нужно было уберечь от того страшного одиночества, которое преследовало его. Наталья Николаевна не была виновата в смерти поэта. Она, как и он, была, жертвой страшных, изощренных интриг. Десятого февраля Вяземский писал Булгакову А. Я. (почт-директору):

...Адские сети, адские козни были устроены против, Пушкина и его жены. Раскроет ли время их вполне или нет — неизвестно. Но довольно и того, что мы уже знаем. Супружеское счастье и согласие Пушкиных было целью развратнейших и коварнейших покушений двух людей, готовых на все, чтобы опозорить Пушкину.

Вяземский писал Смирновой-Россет, приятельнице Пушкина:

Проклятые письма, проклятые сплетни приходили К нему со всех сторон... Горько его оплакивать, но горько так же и знать, что светское общество (или по крайней мерс некоторые, члены оного) не только терзало его сердце своим недоброжелательством, когда он был жив, но и озлоблялось против его трупа.

Только о Наталье Николаевне, о ее будущем были последние мысли Пушкина. Думаю, что тот, кто против Натальи Николаевны, тот против Пушкина — нашего национального гения!

Он отступил от стола на шаг и опустил руки, которыми, во время выступления энергично жестикулировал, подчеркивая страстность мыслей и слов.

Слушатели некоторое время молчали, сохраняя ту же глубокую тишину, которую боялись нарушить не только словом, но и дыханием. Затем разразились громкими аплодисментами.