Долорес Клэйборн

Но я не могла, а беспомощно стояла там, и сердце у меня в груди не билось, а слабо трепетало, как крылья летучей мыши.

А потом белая рука, вся в грязи и крови, высунулась прямо из колодца и схватила меня за лодыжку.

Я выронила фонарь, и он упал в кусты у края колодца. Мне повезло: если бы он упал в колодец, я очутилась бы в полной темноте. Но я не думала о фонаре, а думала только об этой руке, которая тащила меня в яму. И вспоминала строчку из Библии, она звенела в моей голове, как колокол:

«Вот вырыл я яму для врагов своих и сам свалился в нее».

Я вскрикнула и рванулась, но Джо держал меня так крепко, будто его рука была вмурована в цемент. Мои глаза привыкли к темноте, и я смогла разглядеть его даже без фонаря. Он почти вылез из колодца. Не знаю, сколько раз он срывался и падал, но в конце концов добрался до вершины.

Голова его была всего в двух футах от крышки. Он все еще ухмылялся, и его нижняя губа оттопыривалась — я и сейчас вижу это так ясно, словно он сидит напротив меня вместо тебя, Энди. Его лошадиные зубы казались черными от крови.

«До-лорр-ессс! — прохрипел он и рванул меня к себе. Я с криком упала на бок и заскользила к этой проклятой дырке, слыша, как хрустит смородина подо мной. — До-лорр-ессс, сссука-кка», — он как будто пел. Помню я подумала: «Сейчас еще запоет «Лунный коктейль».

Я пнула его по голове свободной ногой, но слишком слабо.

«Иди ссю-дда, До-лорр-ессс», — сказал он, будто звал меня есть мороженое или, может быть, танцевать кантри.

Я почувствовала задницей край крышки и знала, что, если я не сделаю что-нибудь прямо сейчас, мы оба упадем туда и там останемся, быть может, обняв друг друга. И когда нас найдут, ослы вроде Иветты Андерсон будут говорить, как сильно мы любили друг друга.

Я собрала последние силы и еще раз рванулась, и его рука наконец не выдержала. Он заорал и подался назад; я подождала звука удара, но его все не было. Удивительно живучим был этот сукин сын.

Я повернулась и увидела, что он цепляется за край провала. Он смотрел на меня и так же ухмылялся сквозь грязь и кровь. Потом его рука опять потянулась вперед.

«Долорр-есссс, — простонал он. — До-лорр-еессссс! До-лоооррр-еессссс!» — он начал выкарабкиваться.

«Да разбей же ему башку, дура!» — крикнул в моей голове голос Веры Донован. Даже не в голове — я слышала его так же ясно, как вы сейчас слышите меня, и если бы там была Нэнси с магнитофоном, она смогла бы его записать.

Тогда я схватилась за один из камней, лежащих возле колодца. Он тянулся к моей руке, но я успела поднять камень — это был большой камень, покрытый засохшим мхом, — и изо всех сил опустила ему на голову. Я услышала, как хрустнула его нижняя челюсть — как фарфоровая тарелка, которую уронили на кирпич. Потом он исчез.

Я лишилась чувств. Просто лежала там и смотрела в небо. Там ничего не было, кроме облаков, поэтому я закрыла глаза… А когда открыла их опять, небо было полно звезд. Я поняла, что прошло какое-то время.

Фонарь все еще лежал в кустах и светил так же ярко. Я подняла его и посветила в колодец. Джо лежал на дне, свесив голову на плечо и раскинув ноги. Камень, которым я ударила его, валялся там же.

Я светила на него несколько минут, но он так и не пошевелился. Потом я встала и пошла к дому. Два раза все начинало кружиться вокруг меня, и я останавливалась, но в конце концов дошла. Я вошла в спальню, скинула одежду и бросила ее на пол. После я минут десять стояла под душем — просто стояла; думаю, я могла бы там прямо заснуть, только вот вода бы остыла. Потом наспех вымылась и вылезла. Руки и ноги у меня были все в царапинах, и горло все еще болело, но я не думала, что умру от таких мелочей. Тогда я не думала, что кто-нибудь заметит эти царапины и синяки у меня на шее, когда Джо найдут. Мне было не до того.

Я натянула ночную рубашку, легла и заснула. Проснулась я через полчаса, крича и чувствуя руку Джо на своей лодыжке.

Когда я поняла, что это сон, я немного успокоилась, но подумала: «Что если он опять вылезет?» Я знала, что это невозможно — ведь я ударила его тяжелым камнем, — но какая-то часть меня была уверена, что это так и что с минуты на минуту он появится в комнате.

Я полежала там еще, пока это видение делалось все ярче и ярче, и сердце у меня стучало так, будто собиралось разорваться. Наконец я оделась, схватила фонарь и почти побежала к колодцу. На этот раз я подходила к нему осторожно, почти подкрадываясь; слишком уж я боялась, что его белая рука высунется из темноты и опять схватит меня.

Я посмотрела вниз. Он лежал в той же позе, что и раньше, уронив голову и раскинув ноги. Я долго смотрела на него и, только вернувшись домой во второй раз, начала верить, что он действительно мертв.