Долорес Клэйборн

Я боролась с этими простынями, и меня охватило чувство бессилия, как тогда, в день затмения, когда Джо чуть не удушил меня. Мне казалось, что какие-то духи и вправду держат меня и душат своими невидимыми пальцами.

И знаете что? Они были пыльные.

Наконец я добралась до кухонной двери и побежала вверх по темной лестнице, а она все это время продолжала кричать. Я совсем потеряла голову, и, когда я добежала до площадки, мне показалось, что ко мне бежит Джо.

Потом я разглядела, что это Вера. Она ковыляла к лестнице и кричала, и на рубашке у нее сзади было большое бурое пятно — на этот раз она обделалась не из вредности, а от страха.

Кресло ее валялось у двери спальни. Должно быть, она опрокинулась, когда увидела то, что ее так напугало. Раньше она могла только кричать, но оставалась сидеть или лежать там, где я ее оставляла, и многие думали, что она вообще не может двигаться, но вчера она это сделала. Она опрокинула кресло, каким-то образом выбралась из него и поковыляла к лестнице, держась за стенку.

Я стояла там, в первую минуту оторопев от того, что увидела — как она после стольких лет идет сама, без посторонней помощи. И я видела, куда она идет.

«Вера! — закричала я ей. — Стойте, вы упадете! Стойте!»

Потом я побежала ей навстречу. Мне снова показалось, что это уже было, что это Джо, только теперь я пыталась не дать ему упасть.

Не знаю, слышала ли она меня, но она продолжала кричать:

«Помоги мне, Долорес! Пыльные головы! Пыльные головы!»

Я кричала: «Стойте, Вера!» — пока не охрипла, но она не останавливалась. Одна нога ее уже зависла над пустотой, и я сделала все, что могла, — прыгнула за ней. Я еще успела поймать ее последний взгляд. Он был полон ужаса, но это был не ужас перед падением. Она боялась не того, что впереди ее, а того, что позади.

Я схватила ее за край рубашки, и она проскользнула меж моих пальцев с еле слышным шуршанием.

«До-лооррр…» — крикнула она, и следом раздался удар. Кровь у меня застыла в жилах, когда я вспомнила этот звук: точно так Джо ударился о дно колодца. Она упала в пролет, и следом за ударом послышался хруст. Я увидела на голове у нее кровь и побежала вниз так быстро, что сама едва не скатилась с лестницы. Я наклонилась над ней, и то, что я увидела, заставило меня закричать. Это был Джо.

Пару секунд я видела его так же ясно, как тебя, Энди: его ухмыляющееся лицо, вымазанное грязью и кровью, и его желтые лошадиные зубы.

Потом все исчезло, и я услышала ее стон.

Я не могла поверить, что она еще жива, и до сих пор в это не верю. Джо тоже не умер сразу, но он был мужчина в расцвете лет, а она — больная старуха, перенесшая три удара, не считая дюжины мелких. И ее падения не смягчили ни грязь, ни вода.

Я чувствовала жар. Вы знаете, как это бывает, когда внезапно повышается температура, — все вокруг кажется стеклянным и плывет вокруг вас. Вот так я себя и чувствовала, когда сидела возле нее на коленях. Я не хотела смотреть, что у нее сломано, не хотела вообще дотрагиваться до нее, но выбирать не приходилось. Тут один ее глаз дрогнул, раскрылся и выпятился на меня взглядом животного, попавшего в капкан.

«Долорес, — прошептала она. — Этот сукин сын гнался за мной все эти годы».

«Тсс, — сказала я. — Не надо говорить».

«Правда, — шепнула она, будто я спорила с ней. — Ох, ублюдок. Проклятый ублюдок».

«Я пойду вниз. Надо вызвать врача».

«Не надо, — сказала она, протянула руку и взяла меня за запястье. — Не надо врача. Пыльные головы… они даже здесь. Везде».

«Все будет хорошо, Вера, — я попыталась высвободить руку. — Если вы будете лежать тихо, все будет хорошо».

«Долорес Клэйборн говорит, что все будет хорошо! — сказала она тем сухим, насмешливым голосом, каким говорила до своих ударов. — Как я рада услышать мнение специалиста!»

Мне словно дали пощечину — так не ожидала я услышать этот ее голос. Это вывело меня из состояния паники, и я в первый раз как следует рассмотрела ее и вслушалась в то, что она говорит.

«Мне конец, — сказала она, — и ты это знаешь. Думаю, у меня сломана спина».

«Вы не можете это знать, Вера», — но я знала, что она знает. И знала, о чем она меня сейчас попросит, предчувствовала это. Я была в долгу у нее за тот день 1962-го, когда я сидела у нее на кровати и ревела в платок, а Клэйборны всегда отдавали долги.

Когда она заговорила снова, голос ее был четким, как тридцать лет назад, когда Джо еще был жив, а дети жили дома.

«Мне осталось решить только одну вещь, — сказала она, — умру я у себя дома или в больнице. Я решила сделать это дома, Долорес. Я устала видеть по углам лицо моего мужа и видеть, как они падают в карьер на своем «корвете», и как вода льется к ним в окна…»

«Вера, я не знаю, о чем вы говорите», — сказала я.

Она подняла руку и помахала ею взад-вперед знакомым нетерпеливым жестом, потом уронила ее на пол.

«Я устала ходить под себя и забывать, кто ко мне приходил, через полчаса после их ухода. Я должна с этим кончить. Ты поможешь мне?»