Должники

-- Кстати, каким Макаром тебя занесло в торгаши? Ты же, кажется на ветеринара учился.

-- А мне на роду написано торговать. Я, между прочим, Роза Евгеньевна, купеческого роду: мой дед пшеницу сбывал. Два дома кирпичных, хозяйство крепкое, батраки – все чин чинарем, как положено. Бабка-покойница наряжаться любила, а ее без памяти любил дед, ни в чем не отказывал. Мать рассказывала: бывало, бабка откроет свою шкатулку, а там камушков всяких не счесть – и красные, и синие, и зеленые, так и горят, переливаются всеми цветами. А бабка улыбается да приговаривает: вот, Катенька, как нас папаша твой уважает, ничего не жалеет.

-- Так ты, оказывается, был богатым наследником, Леня?

-- Ага, -- вздохнул Леонтий Семенович, -- дюже богатый. От деда характер достался, от бабки – здоровье, от батьки – медаль «За отвагу», от матери – память. Вот и все наследство мое, остальное большевики отобрали. Хорошо, у деда ума хватило к красным примазаться, иначе бы точно к стенке приставили.

-- Ну, ничего, Ленечка, не расстраивайся. Ты теперь в универмаге большой человек, отделом заведуешь, скоро, может, директором станешь. Сам же говорил: начальство тебя уважает, повышение обещали. Будет тогда в твоих руках весь дефицит, заработаешь больше деда своего. Только не зарывайся, чтоб за решеткой не оказаться.

-- Типун тебе на язык, Роза! Давай лучше выпьем за нашу молодость.

А принятая Меркурием

 под крыло слушала да молчала, наслаждаясь болтовней гостя с хозяйкой.

К тому последнему зимнему месяцу прибавилось еще шесть других, еще сто восемьдесят дней без Саши. Без его голоса, глаз, рук, без писем, без какой бы то ни было информации о военном летчике Аренове Александре, выполнявшем интернациональный долг в Афганистане. Его жена по-прежнему меняла свой сон на бдение у приемника, жадно вылавливая из треска и шума вражеские голоса. Почему их считали вражьими, понять было трудно. Они говорили по-русски, не захлебывались от гордости за гибель советских солдат, не выносили никому приговор, не трубили в фанфары ничьим победам. Сдержанно зачитывали цифры потерь и задавали вопросы: кто, зачем, почему? Голова раскалывалась от этих вопросов, но ни на один не находился ответ. Кто послал русских ребят в далекий Афганистан, где никому не нужны ни русский язык, ни русские танки, ни русские песни, ни пельмени с горчицей? Генералы? Но ведь у них тоже есть сыновья, разве можно отправлять таких, как твой сын, на бойню? И что они называют «интернациональным долгом»? Долг мужчины – защита отечества, дома, семьи. Когда мужчина оставляет все это, он предатель, а не герой. Почему ее мужа вынудили предать жену с маленьким сыном ради чьего-то каприза? Зачем он полетел бомбить афганскую землю, если никто не топтал с оружием его собственную? Тоня ненавидела всех, без разбору на своих и чужих: генералов, политиков, газетчиков. Всех, кто обрек таких, как она, на одиночество при живых мужьях, кто отгружал самолетами груз за номером «двести», как жуликоватый мясник – протухшее мясо:  привычно и деловито. Ненавидела с такой силой, что темнело в глазах и сбивалось дыхание. Она каждый день ждала писем, со страхом заглядывая в почтовый ящик, не зная, что там найдет: беду или радость. Ночью хлюпала носом в подушку, утром вставала с улыбкой: ни к чему знать, как ей плохо.

-- Представляешь, -- докладывала тетка, -- открываю дверь, а его за цветами не видно! Какая умница, до сих пор помнит, что я люблю желтые розы, -- она заботливо поправила торчащие из вазы золотые головки. – Я ведь каждый год по три класса вела, проработала в школе одиннадцать лет, а такого, как Митя Овчинников, на моей памяти не было. Он, конечно, не идеальный мальчик, Боже сохрани! Тот еще проказник, но очень доброе сердце и умница, каких мало. С ним в одном классе училась Ахматова Олечка. Блондинка, глаза, как у лани, в общем, Митя по ней сох. Учиться стал хуже, на уроках невнимателен, однажды даже тройку по контрольной схлопотал, -- с удовольствием сплетничала бывшая учительница. – Я его как-то попросила зайти ко мне домой, под предлогом, что нужную книжку достала. Митя, конечно, пришел, мы серьезно поговорили. Он обещал исправиться. И, представляешь, сдержал слово: до самого выпуска – одни пятерки. Кто-то  мне потом из наших ребят говорил, что после школы Митя на этой девочке женился. Не знаю точно, врать не буду.

-- Можешь спокойно соврать. Мне это, извини, безразлично.

-- Ну да, ну да, -- соглашалась тетка, задумчиво глядя племяннице в спину.

Однажды Овчинников зашел в магазин. Вежливо поздоровался, попросил показать рубашку. Сказал, подарок приятелю ищет. Девицы в отделе вдруг проявили деловую активность, зашмыгали с озабоченным видом туда-сюда, стараясь держаться ближе. А после его ухода Татьяна закатила глаза и простонала.

-- Ой, бабоньки, поддержите меня, щас упаду... Что за мужик! Где ты, Тонька, откопала такой экземпляр?

-- Это бывший ученик тети Розы.

-- И почему я не учительница? Занималась бы с ним сутками: днем – лежа за партой, ночью – лежа в постели.