Должники

-- Какая… какая смешная жопка у этой рюмки, -- сдерживаемый смех распирал изнутри, требовал выхода. – Это же… это же чешский хрусталь, тете Розе дарили на юбилей… А она… ой, не могу…  валяется вверх жопой…  жахнулась туда же, где… где… ой, не могу! Ха-ха-ха, -- смех вырвался наружу, сдерживаться больше не было сил. И она залилась хохотом, по-бабьи держась за бока, позабыв обо всем, с восторгом отдаваясь минутам, вышибающим разум.

Щеку обожгла звонкая оплеуха. Внезапный удар оказался таким жестким и сильным, что из глаз посыпались искры, перехватило дыхание.

-- За что?! – опешила Тоня.

-- За слабость, -- спокойно ответила Галина Ивановна.

-- Да как вы смеете?! Кто дал вам право драться?

-- Боль, Тоня. Боль, какую не пожелаю даже врагу. А вы мне, может быть пока и не друг, но не враг, это точно.

В наступившей тишине стало отчетливо слышно, как дождевые капли бьют оцинкованные отливы окон. Капли с крыши, сливаясь с бьющими каплями, безостановочно ткали редкую водную занавеску, отгораживающую от внешнего мира. Впрочем, туда и так не хотелось соваться: неуютно, мокро, одиноко. «Стыло», -- как однажды тетя Роза высказалась в сердцах о собственной жизни. Кажется, время стыть наступило теперь для ее племянницы. Мама, отец, тетя Роза… Почему они все ушли? Разве она в них не нуждалась? Зачем исчез из жизни Аренов? Неужели необходимо лишать полноценной жизни самых родных и близких, чтобы отдать свою жизнь за кого-то чужого? В голове снова начала пульсировать боль. Тоня прижала ладони к вискам.

-- Болит голова?

-- Да.

-- Сейчас пройдет, -- Галина Ивановна поднялась с табуретки, стала за Тониной спиной. – Закройте глаза и расслабьтесь.

-- Спасибо! Я отлично себя чувствую. Можно открыть глаза?

-- Можно.

Антонина открыла глаза. Рядом улыбалась Галина Ивановна. Улыбка, форточкой открытая для доступа к душе, предлагала не хныкать, а ликовать.

-- Большое спасибо, я точно заново на свет родилась!

-- Не за что.

-- Извините меня, пожалуйста, если чем-то обидела. Не знаю, что на меня нашло, такое со мной впервые.

-- Не извиняйтесь, Тоня. Все естественно и объяснимо. Я же врач, хотя допускаю, что вы не вполне доверяете моим знаниям, -- снова улыбнулась и вернулась к оставленной табуретке. – А наш чай, похоже, совсем остыл.

-- Сейчас заварю новый! – хозяйка метнулась к столу, потом к раковине, к плите. Все делалось радостно и легко. И очень хотелось доставить удовольствие этой удивительной женщине, поведение которой не вписывалось в обычные рамки понятий о долге врача.

-- Галина Иванна, я посмотрю, как там Илюшка?

-- Конечно.

Сын крепко спал. Дыхание было ровным, щеки порозовели, из-под одеяла выглядывала голая пятка. Тоня прикрыла пятку, осторожно потрогала теплый лоб, счастливо вздохнула и на цыпочках вышла из комнаты.

Она вывалила на стол все припасы: конфеты, печенье, персики с виноградом и, довольная, плюхнулась на свое место.

-- У нас праздник? – с улыбкой спросила Галина Ивановна.

-- Конечно! Во-первых, Илье стало лучше, согласны?

-- Допустим.

-- Во-вторых, вы улыбаетесь. А у вас потрясающая улыбка! И в-третьих, -- Тоня секунду поколебалась, не зная, как воспримет ее признание, по сути, чужой человек, но все же сказала, ощущая в этом потребность, -- в-третьих, мне кажется, что я в вас влюбилась.

-- Когда «кажется», мамочка, надо креститься, -- улыбнулась Галина Ивановна.

-- А знаете что? Давайте выпьем! Пожалуйста! Вы не думайте, есть очень хорошее вино, грузинское, правда, забыла, как называется. Подруга покупала, она у меня знаменитость, -- похвасталась Тоня, -- киноактриса! Одну бутылку мы с ней распили, вторая осталась. Я принесу бокалы, хорошо? 

… Через неделю Галина Ивановна ушла. Так же внезапно, как и пришла со своей черной сумкой, чтобы без приглашения поселиться в их доме. Просто сказала: «Завтра я ухожу».

-- Как? – растерялась Тоня. – Почему?

-- Илья практически здоров. Все остальное вы сделаете лучше меня.

-- Он к вам очень привязался, -- пробормотала Тоня. – Я тоже… привыкла.

-- Без разлук не бывает встреч, -- мягко заметила Галина Ивановна.

-- Но… расставаться с тем, кто тебе по душе,  больно.

-- Не надо бояться боли, дорогая моя. Болит всегда только живое, мертвое не чувствует ничего. Впрочем, не люблю философствовать. Вот что лучше скажу: вам обоим какое-то время следует пожить у моря. Думаю, три года будет вполне достаточно. Илье необходимо укрепить легкие, вам – нервы. Я тут кое-что прикинула и решила: вы поедете жить в Приморскую, к моей сводной сестре. Она, правда, человек непростой,  но и вы, Тоня, не кажетесь слабой. Думаю, справитесь. Это не город – станица. Но школа там есть. И неплохая. С сестрой я уже договорилась, она согласна принять вас. Елена Алексеевна женщина одинокая, надеюсь, вы поладите. Завтра оговорим все подробнее. А сейчас я бы не отказалась от чаю.