Должники

-- Зачем она приходила, и кто открыл дверь?

-- Приходила взять кровь для анализа. И еще придет. А дверь, разумеется, открыла я. Ключом Ильи. Вы ведь ушли без предупреждения, -- Галина Ивановна сделала последний глоток, решительно встала. – У меня все. Приятного аппетита!

-- Спасибо, -- пробормотала Тоня. И едва сдержалась, чтобы не вскочить со своей табуретки для благодарного книксена. Оставшись одна, она поймала себя на мысли, что у ее сына, кажется, хорошая интуиция.

Четвертый день пребывания Галины Ивановны в чужом доме начался для его хозяйки с мелких удач. Утренний поход в гастроном закончился приятной добычей: удалось в одной очереди отхватить сыр с колбасой, в другой -- быстро дождаться мяса. У овощного ларька на соседнем углу выгружали из машины ящики с фруктами, повезло купить свежайшие персики и виноград. Немного подумав, Тоня взяла еще душистую дыню для бабы Дуси: Евдокия Егоровна всем другим сортам предпочитала «колхозницу». Бедная старушка теперь очень редко выходила на улицу. Кроме Антонины заботиться о ней было некому: одна из подружек померла прошлой весной, другую забрала к себе дочка и «наградила» заботой о внуке без возможности оставлять маленького сорванца без присмотра. Раз в неделю Тоня наводила порядок в небольшой квартирке напротив, через день забегала поинтересоваться здоровьем, чем-нибудь угостить или на пару попить чайку, рассуждая о погоде и жизни. Болезнь сына нарушила привычный график, но сейчас занятая  соседка дала себе слово, что вечером к бабе Дусе хоть на минутку, но непременно заглянет. У подъезда Антонина снова столкнулась с «ангелом» из поликлиники. На этот раз Аллочка облачилась  в светлые брючки и алую блузку с узким воротником, завязанным на груди пышным бантом.

-- Здрасьте, Тонечка! Вам помочь? – привычно обласканная другими ласкательным суффиксом, Аллочка и всех остальных хотела одарить теплотой. Не дожидаясь ответа, она выхватила из Тониных рук матерчатую сумку с фруктами и впорхнула обратно в подъезд.

-- Спасибо, но я бы справилась и сама. Доброе утро! Опять пили из моего сына кровь? – пошутила Тоня и сразу почувствовала неловкость: девушка могла обидеться на корявую шутку.

-- Хотите сказать, что я ведьма? – рассмеялась Аллочка. – Я не против, потому что все ведьмы, как известно, красавицы. Вот, -- поставила сумку у двери, -- пожалуйста. А я побежала.

-- И чаю не выпьете?

-- Уже попила, -- весело сообщила девушка, сбегая вниз по ступеням, -- с Галиной Иванной!

-- Как Илья? – крикнула Антонина вслед светлым кудряшкам. Но вместо ответа услышала звук захлопнутой двери.

-- Здравствуйте, Антонина!

-- Доброе утро, -- вздрогнула от неожиданности Тоня. – Вы меня напугали.

-- Что ж, теперь, возможно, порадую. Идите за мной.

Илья читал книгу в постели, опираясь на подсунутую под спину подушку. Опрятный, довольный, бледный, похудевший.

-- Сынок…

-- Вы поговорите, а я пока чаю попью. Через десять минут жду вас, Антонина, на кухне.

-- В холодильнике сыр и колбаса. На бутерброды, -- не оборачиваясь, доложила хозяйка.

-- Мамуля, -- счастливо выдохнул сын, когда дверь закрылась – я по тебе соскучился.

-- Родной мой! -- Тоня обняла сына, прижала к груди, стараясь вобрать в себя остатки болезни, измучившей ее ребенка. – Как ты себя чувствуешь, солнышко? Нигде не болит? Температура есть? Кушать хочешь? Что тебе приготовить? Может, какао будешь? Я персики сегодня купила и виноград, принести? А что ты читаешь? Книжку Галина Иванна дала? -- она сыпала бессвязными вопросами, нежно гладила худенькие плечи, целовала запавшие щеки, теплый лоб с аккуратно зачесанным набок чубчиком, влажноватым то ли от пота, то ли от мокрой расчески. И едва сдерживалась, чтобы не разреветься при сыне. – Врач не больно уколы делает? Капустные листья прикладываете? Шишек после уколов нет? – наконец, отпустила от себя ребенка. – Ну, как ты, сынок?

-- Нормально, мамуля. Я же говорил, что тетя Галя добрая. Она хорошая врач, правда! И очень заботится обо мне.

-- Хороший, -- машинально поправила Тоня. – А что ты читаешь?

-- Пушкин, «Евгений Онегин».

-- Милый, это прекрасная книга, но по-моему тебе еще рановато ее читать.

-- Нет, мамуля! Для настоящих книг возраст не имеет значения, -- серьезно возразил сын, – как и для настоящих писателей. А Пушкин – самый разнастоящий! Он – гордость русской литературы, его надо читать с младых… -- Илья наморщил лоб, вспоминая выпавшее из памяти слово.

-- Ногтей, -- не сдержала улыбку Тоня.

-- Да, с младых ногтей! – просиял сын, с удовольствием повторив. Кажется, ему нравилось это новое, наверняка, не совсем понятное сочетание слов.

-- Так говорит Галина Ивановна?

-- Да.

-- А что еще она говорит? – Антонина не узнавала сына. Вместо забавного, смышленого, непосредственного мальчугана с ней чинно беседовал взрослый, способный спорить, отстаивая свою точку зрения. И только мелочи, вкрапленные в речь, напоминали, что этому «взрослому» еще нет и восьми.

-- Она говорит, что жизнь прекрасна. Мамуля, ты не обидишься, если я немного посплю?