Илью она слушала долго, изучая стетоскопом чуть ли не каждый миллиметр худосочной груди и спины с выступавшими позвонками. Заставила акать с открытым ртом, тыча туда чайной ложкой, ощупала подмышки, шею. Наконец, сжалилась и заявила.
-- Все, человек, отдохни.
-- Я – Илья.
-- Знаю, но что в твоем имени мне пока неизвестно, а Человек – это звучит гордо! Горького читал?
-- Нет.
-- У них по программе Горький – в старших классах, -- вступила в разговор мама.
-- Чтобы умнеть и развиваться, как положено русскому интеллигенту, не обязательно дожидаться возраста старшеклассника.
-- Я не хочу быть интеллигентом. Я буду военным летчиком.
-- Одно другого не исключает, -- отрезала врач. – Отдохнул?
-- Я не устал.
-- Отлично. Тебя ночью, в какую ягодицу кололи? Правую? Левую?
-- Правую, -- подсказала Тоня.
-- Тогда подставляй левую. А вы, Антонина, налейте сюда кипяченой воды и поставьте на плиту. Да принесите блюдце.
-- Вы же говорили, что уколы медсестра будет делать.
-- Если нет блюдца, тогда тарелку мелкую, -- проигнорировала чужие слова Галина Ивановна и сунула Тоне под нос металлическую коробочку. – Делайте, что говорю. А ты, человек, сейчас получишь укол, потом получишь банан. Любишь бананы?
-- Не знаю. А что это?
-- Попробуешь, поймешь, -- выпустила вздох в потолок.
Когда день стал клониться к вечеру, Тоня робко заметила, что у доктора, наверное, кроме Ильи есть другие больные.
-- По этому поводу можно не волноваться, -- сухо ответила Галина Ивановна. – Я в отпуске и свое личное время намерена тратить, как мне заблагорассудится.
Заблагорассудилось ей провести время в чужой квартире неделю. Первые сутки врач не отходила ни на шаг от метавшегося в жару больного, который заходился отрывистым, с хрипом кашлем. Она не спала. Не ела. Ничего не объясняла и не спрашивала ни о чем. Молча, выпроводила хозяйку за дверь, когда та захотела остаться с сыном. Беззвучно проплывала мимо в туалет или ванную. Без слов подавала для кипячения стерилизатор со шприцем, так же, молча, принимая обратно. Она будто превратилась в машину, заведенную с единственной целью – спасти. В пять утра, не сомкнув глаз за всю ночь, Тоня отправилась на работу. Среди других темных окон ее двухэтажного дома выделялось одно, освещенное слабым светом настольной лампы. Сквозь тонкую штору просматривался женский силуэт, мерявший десятиметровую площадь ногами.
…Свой участок дворник приводила в порядок втрое быстрее и вдвое усерднее, чем обычно: чтобы у начальства не появился повод придраться, а у подчиненной имелся бы повод, не отпрашиваясь, провести дома весь оставшийся день. Спустя пару часов, оставив рабочий халат, метлу, совок и ведро в каморке, где хранился дворницкий инвентарь, Тоня снимала у своего порога старые летние туфли, которые после подметания улиц обычно немедленно протирались мокрой губкой. Сейчас их хозяйка об этом даже и думать забыла, бросила запыленными на выцветшем коврике из лоскутов и тихо проскользнула в прихожую. Бесшумно, по-воровски подкралась к комнате, куда вход был временно запрещен, приникла ухом к двери. Ни звука. Ни бормотания, ни стонов, ни шагов – мертвая тишина. От внезапного страха ухнуло сердце, рука взметнулась к дверной ручке. В кухне что-то зашуршало, щелкнуло, послышалось негромкое «черт».Тоня облегченно вздохнула, кажется, никогда еще в жизни эти обычные звуки не дарили такую радость.
У плиты стояла Галина Ивановна и пыталась сложенной газетой ухватить стерилизатор с еще неостывшей конфорки.
-- Доброе утро! Давайте я помогу, -- Тоня сдернула со стены за шкафчиком кухонное полотенце, окутала им горячий металл и, пропустив Галину Ивановну вперед, вышла за ней из кухни.
-- Это не помощь, -- недовольно заметила врач, -- вы обязаны постоянно находиться у меня под рукой. Беготней по магазинам может заняться муж, даже если он днюет и ночует на свой работе. Давайте стерилизатор. Когда понадобитесь, позову, -- и нажала дверную ручку.
-- Муж в командировке. А я не могу, к сожалению, быть постоянно под вашей рукой, Галина Иванна, потому что работаю.
-- Хм, -- буркнула та и вошла в комнату, плотно прикрыв дверь перед хозяйским носом.
Поздним вечером врач выразила желание выпить чашку крепкого сладкого чая. Не приказала, не попросила – констатировала свою потребность.
-- Чай подать в комнату или попьете на кухне?
-- Пожалуй, выйду, -- блеснула очками просунутая в дверную щель голова.