Должники

-- Конечно, нет, милый. Давай помогу тебе удобно устроиться, -- она взбила подушку, поправила одеяло, с нежностью провела рукой по щеке, поцеловала и поднялась со стула . За дверью прислонилась к стене, стараясь унять колотившую дрожь, сделала пару глубоких вдох-выдохов и направилась через прихожую к кухне, по пути отметив у зеркала, что выглядит точно брошенная под дождем старая тряпичная кукла. Бессмысленные пуговицы-глаза, расширенный в глупой ухмылке невыразительный рот, стянутый дешевой резинкой неряшливый хвост, болтавшийся между лопаток, -- непонятно, как при виде такого пугала сын не спрятался от ужаса под одеяло, а бросился ей на шею.

…Середину стола заняла пара десертных тарелок с тонко нарезанными сыром и колбасой, по краям – две чашки на блюдцах, в центре – заварочный чайник, из которого шел мятный дух, и плетеная корзинка с белыми ломтиками батона.

-- А вы, почему чай не пьете, Галина Ивановна?

-- Вас жду.

-- Зачем?

-- Чтобы вместе попить. Присаживайтесь.

-- Странно. Очень странно, -- пробормотала хозяйка, послушно опускаясь на предложенную табуретку. Метаморфоза, происшедшая с Галиной Ивановной, конечно же, удивила. Но более странным, необъяснимым и непонятным казалось собственное состояние, в котором Антонина сейчас пребывала. Вместо радости –  полное безразличие, вместо мыслей – абсолютная пустота. А главное – внезапно навалившаяся смертельная усталость, будто не из комнаты сына вышла, а из пыточной, где вытрясали душу. Тоня протянула руку к заварочному чайнику, рука бессильно упала рядом с блюдцем, которое дополняла пустая чашка. Чайная ложка свалилась под стол, Антонина тупо уставилась в пол, пытаясь осмыслить, как этот блестящий предмет оказался внизу под ногами.

-- Не беспокойтесь. Я подниму. -- Галина Ивановна неожиданно резво соскочила с табурета, наклонилась за упавшей ложкой, тщательно вымыла и застыла с ней над столом. – С сахаром?

-- Что?

-- Чай сделать сладкий?

-- Не знаю. Все равно.

Врач наполнила чашку душистым чаем, добавила пару пиленых кусков рафинада, размешала, затем положила на один ломтик  белого хлеба сыр, на другой – колбасу, по-хозяйски достала из навесного шкафчика десертную тарелку, выложила на нее бутерброды, придвинула Антонине под нос.

-- Приятного аппетита! Ешьте, Тоня, вам нужно восстанавливать силы.

-- Тоня? Странно. Почему вдруг не Антонина?

-- Ешьте. Потом объясню.

Она согласно кивнула и принялась жевать колбасу с хлебом: ни запаха, ни вкуса – бумага, пригодная для измельчения зубами. Глотнула чай – водопроводная вода, просто горячая. Из сахарницы вывалила в чайную чашку четыре толстых белых квадратика, поразмыслив пару секунд, добавила пятый. Тщательно размешала, позвякивая ложечкой. Сделал еще глоток – никакого эффекта. «Мои вкусовые рецепторы сдохли, -- подумала равнодушно, -- отдали концы». Похожее выражение она давно уже где-то слышала, кажется, в Новороссийском морском порту…  Только там отдавали не концы, а швартовы. Чтобы корабль спокойно отчаливал от причала, рыжий здоровяк в капитанской форме зычно скомандовал: «Отдать швартовы!» Она запомнила обветренный морскими ветрами голос да пышный кудрявый чуб, выбившийся из-под козырька форменной фуражки и пылавший над бровью сотнями маленьких солнц. Чьи воды бороздит сейчас эта посудина? И где тот корабль, на который она поднималась когда-то, чтобы отправиться в бесконечное плавание с самым надежным и дорогим человеком? Наткнулся на рифы, получил пробоину и дал течь? Сгорел от пожара в трюме? Взорвался, развалившись на части? В любом случае – затонул. Гикнулся вместе с бравой командой и пассажирами, выбравшими сдуру не тот маршрут... «Гикнулся» -- тоже знакомое слово, его особенно любят кубанцы. Без возвратной частицы «ся» означает что-нибудь проорать, возможно, даже дать команду. Тут опять всплывает известное слово, но уже совсем другого значения… Слова запутывали и путались между собой, швырялись друг в друга смыслами, сталкивались, рождали ассоциации, порождавшие в свою очередь боль. Физическую, невыносимую. Тоня обхватила руками голову и застонала.

-- Выпей, моя хорошая, -- перед носом возникла резная стопка с темноватой жидкостью и запахом, от какого балдеют коты.

-- Что это?

-- Выпей, станет лучше.

-- А вы?

-- А я свое уже отпила. С лихвой, тебе и не снилось. Пей.

Зубы клацнули сами собой, рука дрогнула, стопка, опрокинувшись на колени, вальяжно скатилась вниз и застыла хрустальной задницей кверху, ровно на том же месте, куда ухнулась перед этим чайная ложка. Совпадение действий, места и мокрый уцелевший задок, торчащий над полом, показались вдруг очень забавными. Тоня прыснула, прикрывшись рукой, как нашкодившая девчонка.

-- Видели, Галина Иванна?

-- Что?