Должники

-- Везет тебе, такого парня отхватила! Не пьет, не матерится, зарабатывает прилично, мать за тридевять земель. А у меня -- дурак дураком, зато гонору выше крыши. Слушай, -- понизила голос блондинистая толстуха, -- а Васька твой знает, что ты рожать не сможешь? Он же, вроде, любит детей. Я помню, на свадьбе все хвастался, что его невеста в школе работает, детишек петь учить, даже хор организовала. Какое место вы на районном смотре заняли?

-- Первое.

-- О, видишь, такой женой, конечно, только гордиться! А что аборт неудачный был, так не ты, Люська, первая, не ты последняя. На худой конец, из детдома возьмете, если уж совсем подопрет.

-- Не знаю, пока такого желания нет. Мне этого добра в школе хватает, скучать не приходится. Все, закрыли тему… Валечка, взвесь, пожалуйста, гречки два кило.

-- Не могу, Люсь, в одни руки только по килограмму. Вы ж не одни здесь.

Соль она принесла. Молча поставила на стол, вышла из кухни. Громодянская догнала Антонину у лестницы.

-- Постой, что случилось? На тебе лица нет. Тебе плохо?

-- Да. Мне плохо.

-- Ну, пойди, полежи. Я сама все сделаю. Отдохнешь, бери Илюшу и спускайтесь.

-- Извините, Елена Алексеевна, не смогу. Меня тошнит очень. Вы же не хотите, чтобы я блевотиной праздничный стол испортила? – и стала подниматься по лестнице, не прислушиваясь к летящим в спину словам.

…Почему вдруг так отчетливо вспомнился и без того памятный день, Тоня не знала. Пережив потрясение, она смирилась с бесстыдным обманом. Наглухо захлопнула дверь в тот отсек, где обитает память, повесила замок на короткий разговор в сельмаге. Одна из-за выгоды сочиняет байки. Другая молча терпит вранье, потому что в примирении с ложью для нее больше прока, чем в попытках докопаться до истины. И обе совершают сделку с совестью.

Пылесос монотонно гудел, перекатываясь по хозяйским коврам и ковровым дорожкам, волоча за собой шнур-змею. Резиновую, копирующую ту, живую, о какой писал Аренов в письме. «Как же Аренов тогда не испугался? Я бы, точно, умерла со страху, -- подумав об этом, Тоня поймала себя на мысли, что «Аренов» постепенно вытесняет привычное «Саша», даже если оба соседствуют в мыслях. Объяснялось это, видимо, тем, что Саша всегда был понятным и близким, существовал в реальности, не в мечтах. Она к нему прикасалась, лохматила волосы, шутливо шлепала по губам, когда муж безбожно перевирал мелодии, целовала,  по выходным кормила обедом, по будням ждала, спорила, соглашалась – жила. Сейчас она выживала, и Аренов стал заклинанием, верой, надеждой – силой, на которой держалась его жена. Ни от Аренова, ни от Саши она не откажется никогда. Даже за все богатства мира, если вдруг ей кто-то по дури предложит.

-- Эй, есть тут кто живой?

-- А вы кто? Как вошли?

-- Степан я, плотник, -- бодро представился загорелый мужчина лет сорока. Сельского жителя выдавали в нем сапоги, в остальном он скорее походил на городского служащего, чем на станичного работягу. Приятный голос без характерного для кубанских станичников говора, открытый прямой взгляд, четко вылепленное лицо с правильными чертами, волевой гладковыбритый подбородок,  слегка раскосые черные глаза и аккуратно подстриженные рыжие волосы. – А я долго кричал от калитки, потом стучал в окно, звал. Никто не ответил. Дверь была открыта, я вошел. Вы Антонина?

-- Да.

-- Очень приятно, -- зацеремонился плотник. – Меня Елена Алексеевна прислала, попросила подправить забор. Сказала, вы покажете, где.

-- Хорошо, идите за мной, -- спрятала улыбку помощница, удивленная неожиданным «попросила».

У частокола тут же нарисовалась соседка и весело зачастила.

-- Ой, Степа, шо-то давнэнько тебя здесь не видать! Не прихворнул?

-- Доброго утречка вам, Анна Степанна! Неважно выглядите, не выспались? Или куры соседские грядку потоптали?

-- Умника изображаешь? Гляди, Степка, как бы тебе самому чужую грядку не потоптать, -- зыркнула глазом на Антонину. – Директорша-то наша тебе этого не простит.

-- Вот, -- показала на прореху в заборе Тоня, -- несколько кольев надо вставить. И чуть дальше, видите, там частокол накренился? А я пойду, до свиданья, -- сухо попрощалась и поспешила к дому.

-- И тебе, гордячка, до свиданьица! Ох, Степка, гляжу, не сносить тебе головы!

-- Анна Степанна, слышал я, что к нам врач новый прибыл. Говорят, хороший специалист по глазам. Вам бы, уважаемая, сходить к нему, зрение проверить. С годами-то зрение падает, а вы женщина уже немолодая, показаться доктору не мешало бы.

-- Тьфу,  шоб тебе провалиться, проклятый, со своими шутками!

Последним, что услышала на пороге Тоня, был мужской заразительный смех. Через полчаса в дверь вежливо постучали.

-- Входите, открыто!

-- Это я, -- осторожно протиснулся в дверь Степан, -- все сделано. Проверять будете?

-- Нет. До свиданья.

-- До свиданья, -- топтался в дверном проеме школьный плотник.

-- Что-то еще?

-- Да. Если что-нибудь будет нужно, зовите. С радостью помогу.

-- Спасибо, -- невольно улыбнулась Тоня. – Но здесь зову не я, а Елена Алексеевна. Извините, мне надо пол мыть.

-- Ага. Тогда до свиданья?