Должники

…Родной город встретил гирляндами, развешанными в магазинных витринах, голым асфальтом, пыльным ветром и лысыми елками, покорно подпрыгивающими на плечах прохожих, гордых своей добычей. Кучковались цыганки на площади у вокзала, деловито прохаживался военный патруль, междугородные автобусы выплевывали пассажиров с баулами, неразборчиво каркал динамик. Возвращение домой – лучшее из всех ощущений. «Следующий учебный год начнем в старой школе, -- твердо решила Тоня, дожидаясь троллейбус. – В августе распрощаемся с обманщицей-директрисой, которая учит школьников правде, скажем «прощайте» осточертевшим курам и грядкам, полюбуемся напоследок морем да вернемся к нормальной жизни. Туда, где Дунайские, где заботливая баба Дуся, строгая Галина Иванна, где своя квартира с удобствами, асфальтированные улицы, магазины, нормальный транспорт. А главное, где независимость и свобода. Цена за здоровье сына оказалась очень  высокой, но ведь для матери ребенок, вообще, бесценен. Поэтому можно и потерпеть, тем более, что осталось немного».

-- Соскучился по дому, сынок?

-- Не знаю.

-- Как не знаешь? Разве тебе не хочется сюда вернуться? Смотри, здесь машины, троллейбусы, магазины, театры, кино.

-- А там мои друзья, море. Там дядя Степа.

-- Он-то при чем? Нам баба Дуся ближе, чем этот плотник.

-- Он хороший, -- насупился сын. – Он добрый, много знает и никогда не врет. А плотником стал, потому что у него мама больная.

-- Не нужно все валить в одну кучу, Илюша. Причем здесь мама?

-- Ты же ничего не знаешь!  Дядя Степа журналист, книги пишет. А в станицу приехал из Ленинграда. У его мамы легкие больные. Забыл, как болезнь называется, на букву «т» и еще, кажется, «з» там есть.

-- Туберкулез?

-- Точно! Врач сказал, она должна жить у моря, где тепло и солнце. Вот он и выучился на плотника. Потому что его обманули. Сказали, работа есть, а когда дядя Степа приехал, оказалось, что нет.

-- Ничего не понимаю, абракадабра какая-то.

-- Что тут непонятного, мама?! Вся яснее ясного! Плотнику в станице легче найти работу – это раз, -- загнул мизинец плотницкий адвокат. – И плотник умеет строить дома – это два. Дядя Степа накопит денег, поставит хату из пяти стенок. Заберет свою маму, и они будут жить вместе. Здесь, рядом с морем, потому что там сыро и холодно.

-- Из пяти стенок хат не бывает.

--  Нет, бывает! Я хорошо помню, так говорил дядя Степа, а он никогда никого не обманывает.

-- Так уж и никого? Никогда?

-- Никого, -- серьезно подтвердил сын. – Никогда.

-- Ладно, защитник, пойдем. Наш троллейбус подошел, -- она понимала подоплеку такой горячности мальчика. Ее сын отчаянно нуждался в авторитете мужчины, даже такого, как этот плотник Степан, сочинитель героических биографий.

На третий после приезда день Ареновы снова отправились в путь. Обратный. Отведенного для отдыха времени едва хватило на встречу Нового года у телевизора, похода в гости к Дунайским, короткого звонка Галине Ивановне с приветом от ее сводной сестры. И на кладбище, где лежали теперь уже двое: тетя Роза да баба Дуся. Тоня положила каждой по букетику искусственных роз с еловыми веткам, постояла молча и побрела назад.

…В чужом доме было тихо. У входа в углу напольную вешалку окружили два чемодана. Один – допотопный, потрепанный, явно дока в поездках, с оцарапанными боками и битыми металлическими нашлепками на уголках. Другой – словно только что с магазинной полки, сверкающий новизной, в яркую желто-зеленую клетку.

-- Степушка, поторопись, милый! Мы еще кофе собирались попить, а времени у нас в обрез. Сегодня моя домработница должна с мальчишкой вернуться. Не хочу, чтоб Тонька тебя здесь застала.

-- Когда же она успела стать твоей, Лена? Да еще домработницей? Ты бы лучше взяла на эту должность кого-нибудь из своих полуграмотных подхалимок, которые  беллетристикой считают газету «Правда Кубани» и только ее читают. Любая из них сменила бы с радостью школу на твоих кур и грядки.

-- Во-первых, у меня учителя почти все с высшим образованием, а во-вторых ты, кажется, хамишь.

-- Ничуть не бывало. Просто  Антонина даст фору любой из твоих «высокообразованных» дам. Тебе, я думаю, тоже.

-- Хочешь сказать, что она лучше меня?

-- Не знаю, не пробовал. Но в ней есть то, чего нет в тебе, и вряд ли когда-нибудь будет.

-- Это что же?

-- Достоинство и уважение к людям.

-- Не смеши!

-- И в мыслях нет. Я же плотник, а не паяц.

-- Слушай, ты, случайно, в нее не влюбился?

-- Кто-то, помнится, обещал кофе?

-- Не кто-то, а самая главная, единственная для тебя женщина, согласен?

-- В этом мире, моя дорогая, относительно все. И согласие не является исключением.

-- Ладно, одевайся, философ, и выходи. В постель кофе подают только в кино.

--О, с возвращением! Давно здесь стоишь?

-- Нет, только вошла, -- соврала Антонина, не моргнув глазом, бациллоносителю лжи. – Даже раздеться не успела.

-- А где Илюша?

-- К товарищу в гости зашел.

-- Прямо с дороги? Надеюсь, он там обойдется без угощений, иначе люди подумают, что я тут голодом вас морю, согласна?

-- Галина Ивановна просила передать привет и новогодние поздравления.

-- Спасибо.