Должно было быть не так

Водку пить через час было не дано. Как только вышел на продол, кормушку хаты 211 захлопнули. Наискосок напротив были распахнуты двери. Рано утром там было слышно серьёзное движение, кого-то пиздили не по-детски, кто-то орал не своим голосом, по продолу летали со звоном шлемки, неистово матерились вертухаи. — «Иди туда» — тихо сказал старшой. В хате на пять шконок было пусто, не считая грязной занавески у дальняка. У дубка маячил двухметровый субъект, его вещей не было видно. На шконках ни одного матраса, голый металл, холодно, не то что в два два один. На свободу я уже не надеялся, поэтому переход в другую хату лишних нервов не истребил. Напротив, с радостью отметил, что остался в том же коридоре, т.е. на больничке. Общение с Колей осточертело, запах свободолюбивого кота яуже ненавидел, сытая жизнь без прогулок в два один один обрыдла и, наконец, закончилась, а главное, очередной мусорской ход потерпел неудачу. Коля, конечно, может написать куму какую-нибудь хрень, но не он, так кто-нибудь другой, главное — никто теперь не скажет, что я сломился с больницы. То есть на душе был праздник и уверенность, что когда-нибудь все будет хорошо. Кажется, это была хата 216, но это уже не важно.

— А где остальные? — поинтересовался я у субъекта, на радостях протянув ему руку. — Меня зовут Алексей.

— Меня Гоша, — ответил тот и уклонился от рукопожатия.

— Один в хате?

— Не-е, — проблеял Гоша, — их всех на сборку забрали, а меня — нет!

— Так это у вас с утра шум был?

— Да.

— За что всех забрали?

— Я и сам не знаю, — глядя вбок, ответил Гоша. — Меня тоже вызывали и опять сюда привели.

— Что хотели?

— Да кто их знает.

Мутный субъект. А ну-ка, внимание. Радость в тюрьме — первый признак перемены к худшему. Как говорится, солнечная погода — это к дождю.

— Ты, Гоша, на какой шконке отдыхал?

— На этой, — Гоша указал на ближнюю к тормозам верхнюю.

— Дорога есть?

— Да я туда и не подходил.

Я занял место под решкой, закурил и стал ждать, какие будут движения.

— Гоша, курить будешь?

— С удовольствием, — отозвался Гоша, подошёл и потянул пальцы к моей пачке.

— Стоп, Гоша. Не горячись, — я достал сигарету и положил на соседнюю шконку.

— Только у меня спичек нет.

Я зажёг спичку, Гоша повёл ладони к сигарете. Жест порядочного арестанта — прикрыть ладонями поднесённый огонь, касаясь руки того, кто держит огонь. Отведя горящую спичку в сторону, я дал понять, что прикосновение нежелательно. Гоша убрал руки за спину и прикурил. В отношении него ясность возникла полная.

Глава 25. РАДОСТЬ БЫТИЯ

В камере было пусто и тихо. С потолка бесшумно падал жёлтый свет лампочки. Сквозь брешь в разогнутых ресничках на решке мерцал белый день. Чёрный металл шконки под решкой, из которой сквозила подступавшая с воли осень, источал равномерный холод. Взгляд повсюду наталкивался на пожелтелую бумагу, которой были оклеены стены и тормоза. Кажется, именно тогда, вдыхая горячий табачный дым, я почувствовал радость бытия. Дальнейшее пребывание в заведениях с выразительным именем «ИЗ» было отмечено именно этим чувством, несмотря на многие разочарования и лики безнадёжности и смерти, ещё ожидавшие меня впереди. Размышляя о том, какие будут движения дальше, в лучшую или худшую сторону, я ждал. Немного погодя стало понятно, что произошло: исчез страх. Как не было. Ни перед чем. Дальнейшие события подтвердили: арестант, победивший страх, побеждает время.

В камеру стали заходить возбуждённые люди. На семь шконок получилось шесть человек. Королевский расклад. Никто ни с кем не знакомился, из чего следовало, что восстанавливается прежний состав. Невысокий дружелюбный парень, расположившись на соседней шконке, заметил мне: «До этого я занимал твоё место». Брошенная как бы невзначай фраза решала для моего положения в хате решающую роль. Чувствовалось, чтоот моего ответа будет зависеть что-то важное. Достав пачку сигарет, я жестом предложил закурить, положил пачку на дубок, что означало: для всех, и тоже невзначай ответил:

— Можем поменяться.

— Да нет, какая разница, — ответил парень. — Вот только Васька должен сегодня с суда вернуться, он тоже у решки отдыхал. Меня зовут Александр.

— Алексей. — Тут я обратил внимание, что на одну из трех одинарных шконок у решки до сих пор никто не претендует. — Ну, так здесь и будет отдыхать.

— Я из один ноль один. А Васька классный парень. Раньше в нашей хате на общаке был, потом его тусанули, а здесь вот снова встретились.

— Познакомимся, — согласился я. — Давно на тюрьме?

— Полгода.

— Значит, были соседями. Я на общаке в девять четыре был.

— Кипеж при тебе был?

— Нет, я ещё до кипежа на Серпы через малый спец съехал.

— А потом?

— Потом ноль шесть, три один восемь, два один один. Признаться, я лишь краем уха слышал, что в девять четыре что-то было. В ноль шесть дороги не было: строгая изоляция. Люди ходили «слегка», говорили.

— Да, из девять четыре кого-то, говорят, даже вынесли. Заточку потом нашли, но чья, не знают.