Земля была усыпана листьями и опавшими ветками, которые захрустели под резиной его велосипеда, когда Гэвин остановился. Даже в странной утренней тьме он понимал, что из Дымохода не идет дым, а значит, нет и огня. А огонь был всегда.
Дом никогда ничего не делал без причины, и с тенью сомнения Гэвин знал, что он и есть эта причина. Дом ждал его.
Солнце начало проникать сквозь ветви деревьев у соседей, и хотя он почувствовал, как тепло начинает проникать за шиворот его темной толстовки с капюшоном и согревать кончики его ушей, Гэвин дрожал от зловещего холода, окружившего его дом. Он понятия не имел, что увидит, когда откроет дверь, но знал, что пора.
Он принялся рассуждать, а не отбросить ли вообще идею сюда приходить, зная, как легко было бы остаться в кабинете музыки с Дэлайлой, забыть обо всем и затеряться в ней. Они поймали бы утром автобус и тихо сбежали бы из города. Может, смогли бы уехать на неизвестное расстояние, что позволило бы им вырваться из зоны доступа Дома. Дэлайле через пару дней исполнится восемнадцать. Ему – через две недели. И он не был уверен, кого из них будут искать с наименьшей вероятностью.
Он знал, что уехать – умный поступок. Знал, что стоило попытаться. А сообщение Давала все изменило. Но чем дальше Гэвин находился от кабинета музыки и разговора с Давалом, тем больше ему казалось, что Дом играет с ним, умудрившись спародировать женский голос по телефону. Хотя если был шанс, пусть и маленький, что там, где-то внутри была его мама, он должен посмотреть.
Его сердце, казалось, пыталось вырваться из груди. Пульс был неровным, сбивчивым, и это так отвлекало, что Гэвин задумался, мог ли он паниковать перед этим темным монстром впереди.
Закрыв глаза, он попытался успокоить дыхание и мысленно составил список задач:
У него было мало опыта с одержимостью, и он никогда не считал себя излишне сентиментальным – в конце концов, ему никогда не казалось, что вещи в Доме принадлежат ему – но сейчас он стоял снаружи, и, оказалось, у него горстка вещей, которые он не мог бросить здесь. Он хотел забрать найденную Библию и фотографию мамы. Он не смог бы спокойно спать, если бы оставил свои альбомы, и, если получится, хотел найти ключи от машины. В этом случае у него были бы его вещи и способ увезти их из города. На бьюике сбежать куда проще, чем на велосипеде.
Для сохранности он оставил велосипед за железными Воротами – если случится худшее, а он не сможет поймать машину – и направился в Дом.
Ворота не открылись сами по себе, как обычно. Гэвин толкнул их, и они резко со скрипом замерли, когда он вошел во двор. Не только Дымоход молчал, но и газон выглядел… мертвым. Действительно мертвым, причем с обеих сторон. Трава была коричневой и сухой, в трещинах ведущей к крыльцу дорожки из брусчатки проросли сорняки. Дом выглядел по-настоящему заброшенным, брошенным будто долгие
Лозы, обвившие колонны крыльца, стали тоньше, лиловые лепестки новых цветов стали хрупкими и сухими, как старая бумага, они падали по одному в уже сформировавшуюся горку на верхней ступеньке. Гэвин не понимал, что именно привело к этому, и он успел подумать, вдруг Дом… как-то ушел? Может, его мама вернулась, и Дом ушел, потому что его услуги уже не были нужны?
Он не знал, как это воспринимать. С одной стороны, в этом всем был намек и ему, правильно? Уйти. Жить своей жизнью. Но почему он чувствовал знакомую панику? Эту дрожь в руках от мысли быть одному.
– Я дома, – поприветствовал он, войдя в прихожую и сжав челюсти, когда желание позвать маму стало почти невыносимым. Он изо всех сил старался унять дрожь в руках, пока расстегивал толстовку и вешал ее на крючок у двери. Разуваться он не стал.
Гэвин осмотрел холл и прислушался, ожидая звук шагов в одной из комнат или на лестнице. Тишина.
– Есть тут кто-нибудь? – спросил он, стараясь держать голос ровным.
Камин ожил пламенем, маленькие язычки окружили всегда лежавшее там полено.
– Все в порядке? – он посмотрел на лестницу и темную площадку выше. – Снаружи темно.
Он спокойно зашагал к столу, стараясь выглядеть так, словно не понимает, почему что-то неладно, и остановился у стопки писем на нем. Дрожащими руками перебрал рекламные листовки и конверты с купонами. Они получали ненужную рекламу и соседские флаеры, но не счета. Ничего личного или требующего ответа в Дом не попадало. Он решил, что Дом работает не на исчисляемом электричестве или газе. И поскольку кабельного телевидения не было, не было и счетов. Гэвин даже не знал, платят ли они налоги. Дом всем управлял сам, платить было некому.