Дом

Она врезалась плечом в дверь ванной и толкнула ее так сильно, что та треснула. Темная густая кровь потекла из трещины и заскользила в коридор, касаясь ее ног. Сколько бы Дэлайла не бежала, сколько бы раз не возвращалась в коридор, сколько бы раз не открывала двери и не забегала глубже в лабиринт, что строил и строил вокруг нее Дом, стук Гэвина в стену не переставал. И все время доносился откуда-то слева. Дэлайла ненадолго остановилась перевести дыхание и вытереть пот с лица.

Она закрыла глаза, не обращая внимания на приливающую кровь у ног, и рядом с ухом раздался чей-то смех. Он был так близко, что она испугалась, что источник этого смеха может ее коснуться.

Дом мог творить какие угодно иллюзии, но Гэвин оставался на месте.

Когда она развернулась к стене, под ногами задрожал пол, воздух стал еще холоднее, а стены начали приближаться к ней.

– Иди, – шипел дом. – Иди.

– Это все по-настоящему, – выдохнула она, потянувшись в карман за фонариком. – Гэвин все это время там. А все вокруг не по-настоящему, Дэлайла. Это не по-настоящему.

Словно поняв, что кровь ее не пугает, рядом с ней из-под плинтусов появилась вереница насекомых. Они поползли ей под джинсы, по коже, по ногам к бедрам. Дэлайла чувствовала, как они карабкаются по ее телу и отталкивают от стены, отделявшей ее от Гэвина.

– Это не по-настоящему! – завопила она, светя фонариком в стену впереди себя, чтобы понять, куда ударить топором. Все пространство вокруг стало пустым и ослепительно белым. Она сунула фонарик в карман и подняла топор. Позади нее с грохотом падали картины, разбиваясь об ее ноги, спину, и она едва успела увернуться от одной, целившейся ей в голову и упавшей в итоге на пол.

Дэлайла чувствовала духов, призраков – воплощения ужаса, кем бы они ни были – окружавших ее, пытавшихся пробраться в ее одежду и в ее плоть. Ощущалось это как вспышки жара и леденящего холода, будто кто-то слегка касался ее кончиками пальцев, и впервые с момента своего прихода в Дом Дэлайла почувствовала себя победительницей: физически они были слабыми. Если они останутся в доме, то им придется сломать здание, чтобы навредить ей, но тогда пострадает и Гэвин. А без прочной структуры здания они были лишь призраками.

– Гэвин, держись! – крикнула она. – Я иду к тебе!

В ответ раздался был приглушенный крик, и ненависть Дэлайлы к дому увеличилась вдвое, даже втрое, – стала такой огромной, что превратилась в неистовую ярость, пульсирующую в крови. У него во рту кляп, поэтому он не мог говорить. Гэвин попал в ловушку Дома, который, как он всю свою жизнь верил, любил его.

– Ты монстр, – она подняла топор, замахнулась им так сильно, как только могла, и вонзила его в стену.

Дом взвыл тысячей голосов, словно от боли и ярости, и в коридор влетел ветер с такой силой, что Дэлайла чуть не упала, но она расставила ноги пошире и сосредоточилась, шипя сквозь зубы. Потом замахнулась снова, больно вывихнув плечо, и лезвие топора сломало пластик и дерево. Из стен хлынула кровь и вывалились какие-то сгустки – иллюзия внутренностей, сердец и кишок.

Сдавленно вскрикнув, Дэлайла отскочила и три секунды приходила в себя.

Это было не по-настоящему.

Насекомые ползли по ее шее и по лицу, но она закрыла рот и дышала через нос: это не по-настоящему, не по-настоящему. Дэлайла снова решительно и свирепо ударила по стене.

Замахиваться топором было не так, как носить его. Он был очень тяжелым и не сбалансированным из-за огромного лезвия на верхушке, но с каждым ударом стена поддавалась, и наконец поток теплого воздуха подул в холодный коридор.

В трещине появилось лицо Гэвина, рот его был закрыт тряпкой, видимая часть лица была в пыли и засохшей крови, на щеках, носу и подбородке были сотни царапин, но когда его ошарашенный испуганный взгляд встретился с ее взглядом, Дэлайла подавилась всхлипом от отчаяния добраться до него.

– Держись, Гэйв! Я почти там. Держись. Я иду. Иду.

Он кивнул, глядя с мольбой, и исчез из поля ее зрения.

Трещина в стене разрасталась с каждым ударом, пока Дэлайле не начало казаться, что ее руки вот-вот отвалятся, но дыра стала достаточно широкой, чтобы в нее можно было пролезть, продолжая уворачиваться от досок и обрывков ковра, цепляющихся за ее ступни, ноги и руки. Она споткнулась и головой вперед упала на него.

Первым ее порывом было расцеловать все его лицо. Она тут же вытащила кляп, эту мерзкую тряпку из его рта, спешно развязала веревку, обвивающую все его тело.

Освободившись Гэвин закричал, вытянул руки и выгнул спину, словно был в таком состоянии часами, – возможно, так оно и было. Его крик был ужасным звуком, хриплым и низким, в нем было еще больше боли, чем когда она слышала его чуть ранее. Сейчас в его крике была потеря, злость и глубоко проникший ужас. Гэвин был связан все время, пока они были порознь? Он был обезвожен и слаб. Был бледным и сломленным.

– Лайла, – простонал он. – Нужно убираться отсюда.