Дом

— Да, обычное старое металлическое ведро, — сказала Гвинет. Она достала кусок жаренной с кунжутом курицы. — А о чем был твой сон?

Мелвин сглотнул, чувствуя себя подавленным.

— О, ни о чем. Он было бессмысленным.

— Боже, обожаю остывшую китайскую еду. Хочешь?

— Э, нет, — он стоял, закрыв руками промежность, надеясь, что она не заметила, но сомневаясь, что это так. — На самом деле я не голоден.

Она посмотрела прямо на него, ее тело было возбуждено, бедра взведены, груди кричали в их образе. Она очень медленно слизывала сладкую глазурь с пальца, и Мелвин подумал: я готов продать свою душу, только чтобы ее палец стал моим членом…

Поддразнивание закончилось. Она снова наклонилась, поставила коробку на место, и в этот момент из-за ее ягодиц выглянул крошечный кусочек лобкового хохолка. Она схватила бутылку «Херши» и, воткнув в нее соломинку, начала потягивать.

— Разве он не слишком насыщенный? — спросил он, поджав губы.

— У меня низкий уровень сахара в крови. К тому же это чертовски вкусно.

— Ты не боишься растолстеть от него?

Она отрицательно покачала головой.

— У меня отличный метаболизм. Я пью пару таких в день и не набираю ни грамма.

Гвинет вернулась к своему обычному эгоцентричному, прохладному тону.

— Утром я собираюсь начать новую мозаику.

— Из птичьих костей, которые ты нашла сегодня? — спросил Мелвин, скорее потому, что поддержание некоторого рода беседы сохранит образ ее тела еще на мгновение.

— Да. К тому же я хочу завтра поискать их ещё. Это место… Просто восхитительно. Я чувствую себя здесь, как Моне в Живерни. Как Микеланджело, рисующий руку Бога на полотне Сикстинской капеллы.

Если бы эрекция Мелвина не горела так сильно, он бы упал на колени от смеха.

— Я рада, что ты чувствуешь себя лучше, чем раньше, — добавила она. — Ты был очень расстроен.

Мелвин ухмыльнулся, но просто сказал:

— О, теперь я в порядке, — потому что это было намного проще.

— Спокойной ночи, — пожелала ему Гвинет и пошла обратно по коридору, прихлебывая шоколадный сироп.

Она мне не нравится, понял Мелвин, смущенный своей эрекцией. Его сегодняшняя выходка заставила его почувствовать себя идиотом. Он попытался дать произошедшему объяснение… Но у него не получилось.

Усталость начала беспокоить его плечи. Он собирался немедленно вернуться в постель, но вдруг обернулся к гостиной, вспоминая мрачные галлюцинации.

Образ в куске фильма похож на призрака, — вспоминал он слова призрака. Глупо… Но странно. Леонард, режиссёр снафф-фильмов и убийца с топором якобы стал призраком в этом доме. Просто стресс и множество слухов разыграли подсознание. Вот и все, — подумал он. — Ничего страшного в этом нет. Это все цереброхимическая наука. Гормон мозга и синаптическая реактивность — процесс человеческого сознания и его способность вызывать воображение.

Он смотрел на картину пастбища, висящую над диваном. Зелёные пастбища ближе, чем ты думаешь… Он снял картину со стены, не зная о корнях импульса, побудивших сделать его это, и увидел, что она скрывала дыру в стене.

Из неё пошёл неприятный запах. Мелвин повесил картину обратно и пошёл спать.

Зернистая тьма сгустилась. Когда он закрыл глаза, его эрекция, казалось, пульсировала сильнее в каком-то либидинальном возражении. Она, как и галлюцинация Леонарда — требовала своего. Он попытался очернить свой разум, натянуть тяжелую драпировку на непрекращающийся образ голой Гвинет и увеличить все ее женские детали. Чем сильнее он сжимал глаза, тем внимательнее он видел каждую ее «часть», камера приближалась к каждому отдельному и восхитительному кусочку конфеты в коробке.

Господи, она мне даже не нравится! Почему мой разум так зациклился на ней? Почему не на Памеле Андерсон? Почему не на Пэрис Хилтон? У них же отличные тела! Или — ооо! — девушка из «Жизненной силы»[6]? (Плохой фильм. Отличное тело!) Мелвин чувствовал слабость и отвращение к себе, когда понял, что спускает трусы. Он мог представить себе, как выглядел сейчас, распластавшийся на кровати посреди ночи со спущенными трусами, теребящий свой пенис. Чем сильнее он сжимал глаза, тем ярче становился образ Гвинет. Его яички подскочили, как у «Йо-Йо». Калейдоскоп сексуальных «частей» вращался вокруг него, затем остановился:

— Ооооооооо, — простонал он.