Мелвин уже собирался ударить её, но одумался.
— Стой здесь! — приказал он ей. — Я возьму телефон и позвоню отцу.
Мелвин даже не успел дойти до кухни…
БАМ! БАМ! БАМ! БАМ! БАМ!
…Гвинет снова орудовала молотком. На этот раз Мелвин схватил её и повалил на диван, теперь его агрессия приобрела новый аспект: он ударил её. До этого Мелвин никогда ни на кого не поднимал руку, он считал до этого, что бить женщину — удел быдла, плебеев и других отщепенцев.
Во всяком случае, эта первая вспышка гнева заставила его полностью отказаться от своих принципов, и он ударил её в живот, а потом схватил обеими руками за волосы и заорал в лицо:
— Ты что, дебилка, творишь! Ты зачем стену расхуярила!
Гвинет закатила глаза и злобно захихикала.
У Мелвина медленно ехала крыша: в этот момент его ноги обвились вокруг бедер Гвинет, ее голый живот и лобковые волосы прижались к нему… и он нисколько не был возбужден.
— Ты ебанутая на всё голову! Ты глупая потаскуха с сиськами вместо мозгов! — продолжал орать Мелвин.
— О, порабощённые, восстаньте же![9] — она хихикнула еще немного. — Я больше беспокоюсь о «Вулворте»![10]
— Вставай! — рявкнул он с отвращением, поднял её на ноги и натянул ей штаны.
— Завтрашний день не изменит твоего позорного поступка! — прохрипела она нечеловеческим голосом и добавила. — Ты будешь чужим плодородным семенем![11]
Это была еще одна чушь, которую она несла. Наконец она, хихикнув, добавила на афроамериканском диалекте:
— Это были я и Лу Роулз. Они заперли нас в клетке и не дали ничего, кроме молочных бутылок и супа!
— О, господи, да когда тебя уже попустит! — Мелвин с силой схватил её за шею и грубо повёл обратно в спальню. — Ты позорище, Гвинет. Ты конченная шлюха, — продолжил ругаться Мелвин.
Перед комнатой её колени подогнулись, и остальной путь ему пришлось нести её. Когда он укладывал её на кровать, Гвинет вырвало ему в лицо, Мелвин чуть не потерял сознание от омерзительной фекальной вони, ударившей ему в ноздри.
Лунный свет мягко падал на нее. Она приняла позу эмбриона на постели. Ее руки слабо ощупывали пах:
— Это… пфф… моя задница… пфф… мои штаны сильно врезаются в мою киску!
— Давай спать! У тебя большие неприятности!
Она лежала теперь совершенно обмякшая, мурлыча:
— Я… слишком наебашилась, чтобы раздеться!
— Ага, расскажи мне об этом!
Она попыталась снять с себя кофточку, но не смогла.
— Раздень меня… И трахни…
Мелвин смотрел на неё в темноте.
При лунном свете её глаза казались белесыми. Она снова захрипела:
— Я действительно хочу, чтобы ты трахнул меня, Леонард.
Мелвин с превеликим удовольствием представил себе, как обрушивает лезвие топора ей на лицо, снова и снова. Но вместо этого он вышел из комнаты, сказав ей:
— Меня зовут не Леонард.
Беспорядок, который она устроила, был действительно ужасающий. Повсюду валялись куски гипсокартона, вся мебель была покрыта крошкой мела. Это напоминало Мелвину эпизод «Три Марионетки» из «Тупиц На Крыше», где Ларри уронил телевизионную ручку в отверстие в стене и использовал молоток, чтобы вытащить её.
Гвинет всю стену разворотила как-никак. Когда Мелвин заглянул в проделанную ею дыру, ему показалось, что он что-то увидел в ней.
Предмет не был похож на мертвую мышь, он был блестящим.
Мелвин отодвинул диван, засунул руку в отверстие и потянулся вниз.
Вместо этого он вытащил банку собачьего корма.
Банка выглядела очень старой, её этикетка выцвела и была практически нечитаемой. Единственное, что Мелвин смог разобрать, так это: «Говядина»… И счастливого немецкого Шепарда на обложке.
Столько усилий ради денег мафии…
Мелвин даже не хотел думать, как в стене оказалась банка с собачьей едой. Он засунул руку обратно и вытащил что-то ещё. Это был мешок.