Дом 17 по улице Черч-роу

Прежде чем Никки успела что-то еще сказать, медсестра покинула свое место за стойкой и уже удалялась быстрым шагом. Она исчезла за дверью, которая вела в маленький офис, и Никки ничего не оставалось, как проводить ее взглядом, приготовиться к худшему и собрать все свое мужество. Когда этим утром она звонила узнать, как дела, ей сказали, что София в порядке и ее выписывают в полдень. Что могло произойти за это время? Или, задавая вопрос по существу, если состояние Софии ухудшилось, почему никто не связался с ней? Дверь офиса открылась, и медсестра вышла оттуда вместе с темнокожей женщиной сурового вида, которая явно не стала бы терпеть никакую чушь ни от кого. Она остановилась возле стойки регистрации и посмотрела на Никки. Вблизи она не выглядела такой жесткой, скорее вымотанной постоянными стрессами. На ее бейджике значилось имя Мэри Томпсон.

— Вы миссис Роудс?

Никки кивнула, на секунду лишившись дара речи.

— Вы не могли бы пройти со мной, пожалуйста?

— Все в порядке?

— Нам нужно отойти в тихое место, где можно будет поговорить.

Никки открыла рот, чтобы что-то возразить, но слова застряли в горле. Если идешь в тихое место поговорить, хороших новостей не жди. Еще кое-что, запомнившееся ей с тех времен, когда Грейс была в больнице, это то, что плохие новости всегда сообщали в тихих маленьких комнатках, достаточно далеко от других пациентов, чтобы не потревожить их, если ты потеряешь контроль над собой. Мэри не стала просить в третий раз. Она развернулась и зашагала прочь, так что Никки ничего не оставалось, как последовать за ней. Эта была короткая прогулка, всего метров десять, но казалось, будто гораздо дальше. Комната, в которую ее привели, была настолько безликой, насколько это вообще возможно: бежевые стены, коричневый диван и стулья; ничего характерного не было и в помине.

— Присаживайтесь, пожалуйста.

Мэри направилась к дивану, по-прежнему не улыбаясь. В ее глазах читалась немая мольба, чтобы Никки пошла навстречу, дабы ситуация не стала более некомфортной, чем нужно. Никки села. Коробка с платочками была на столе на расстоянии вытянутой руки. Это была еще одна деталь, которую она помнила слишком хорошо. Теперь Мэри улыбалась, но ничего успокаивающего в этой улыбке не было. В ней было понимание и сочувствие, и признание, что Мэри бывала в этой комнате много раз до того и знала, что будет здесь еще много раз в будущем, но веселости не было.

— Мне очень жаль, но миссис Джеймсон умерла.

Слова, казалось, шли откуда-то издалека. Этого не могло происходить на самом деле. Просто не могло. И все же Никки знала, что это происходит, потому что часть ее ожидала этого. София была мертва. Это было ясно с того момента, как улыбка на лице медсестры за стойкой регистрации угасла при упоминании имени. Возможно, она и не хотела признаваться себе в этом тогда, но в душе она уже знала. Первый вопрос, который пришел ей в голову, был «вы уверены?». Это, впрочем, был глупый вопрос, он был призван лишь укрепить внутреннее отрицание происходящего. Этот же вопрос она частенько задавала, когда Грейс лежала в больнице.

— Когда она умерла?

— Этой ночью.

Никки нахмурилась и покачала головой.

— Тут, должно быть, какая-то ошибка. Я говорила с медсестрой этим утром, и она сказала, что с Софией все в порядке. Мне сказали, что ее выписывают в полдень.

Теперь пришла очередь Мэри нахмуриться.

— Не может быть. Все мои медсестры в курсе, что произошло. Если бы вы говорили с одной из них, вас соединили бы со мной. Вы можете вспомнить, с кем говорили?

Никки покачала головой.

— Извините, не могу.

— Могли вы говорить не с тем отделением?

— Надо полагать, да.

Мэри опять покачала головой.

— Нет, не сходится. Это бы значило, что в одной больнице одновременно лежат две Софии Джеймсон. И обе в отдельных палатах. Вы уверены, что звонили?

— Да, уверена.

Говоря это сейчас, Никки задумалась. Нет же, она определенно звонила. Она была в это время на кухне. Это было чуть ли не первое, что она сделала, когда проснулась.

— Как она умерла? — спросила Никки тихо.

— У нее случился сердечный приступ.

Никки снова нахмурилась. Если бы возникло осложнение с ее травмой головы, такое объяснение еще можно принять. Но сердечный приступ — нет. София не курила, редко пила и была здорова как бык. У нее была типичная средиземноморская диета: курица, рыба, рис, и все готовилось на оливковом масле. Ей еще не было и шестидесяти. Сердечный приступ был какой-то бессмыслицей.

— Вы уверены на счет этого?

Вопрос вырвался до того, как Никки смогла сдержаться. Конечно, Мэри была уверена. Она никак не могла ошибиться в таких вещах, но ее карие глаза были полны понимания и скорби. Она печально улыбнулась.

— Я очень сочувствую вашей утрате. Я знаю, это, должно быть, ужасный шок для вас.

— Почему мне никто не позвонил?

— Я несколько раз пыталась дозвониться до вас, но никак не могла пробиться к вам.