Дом

Получив свои деньги, Лариса готова приступить к работе. У меня не получается вспомнить без смеха то, что произошло дальше, и я уверена, что, если бы я спросила у Жозефа, если бы я могла сегодня поговорить с ним хоть о чем-то, мы бы дружно посмеялись вместе. Ах, всевышний. Прости меня, Жозеф. Я бы никогда не втянула нас в эту историю, если бы знала, чем она закончится, но я так хотела сделать тебе приятное, так хотела подарить нам с тобой рабыню на двоих.

Лариса в скоростном режиме избавляется от своего платья и залезает на Жозефа, как будто все резко переменилось, словно не она до этого потратила шестьдесят процентов выделенного нам времени на разговоры. Посмотрите-ка, она целует его в губы: в порыве щедрости она забыла, что проститутки так не поступают. А может быть, такой была ее авторская попытка расслабить нас? Может, она раньше времени поняла, что дальше этого не зайдет?

Для меня прикосновение чужих губ к губам Жозефа — это восхитительный спектакль. Так было всегда. Пока никто на меня не смотрит, я раздеваюсь и присоединяюсь к их странной парочке. Молчание было бы в самый раз, но Лариса испускает зазывное мяуканье, как в порнофильмах, и я стараюсь не пересекаться взглядом с Жозефом: без слов понятно, что в происходящем нет ни капли сексуального и неумолимо растет вероятность того, что мы вот-вот рассмеемся как сумасшедшие. Даже поцелуи звучат фальшиво.

Я умышленно первой тянусь к его штанам, потому как догадываюсь, что член у него не встанет. Я надеюсь изо всех сил, что ошибусь в своих прогнозах, но объективно шансов на это нет никаких. Я знаю, что можно лишь уменьшить размеры катастрофы, и рассчитываю на силу своего убеждения. Однако эрекции у Жозефа так и нет, и это совсем на него не похоже. Нет, его член будто съежился, прижимаясь к животу, и не поддается ни моей нежности, ни моим усилиям, поглядывая на меня, как упрямый ребенок, отказывающийся идти вперед. Я не могу ни в чем обвинить ни Жозефа, ни его достоинство, зная, что мой парень как минимум так же огорчен, как и я сама. Происходящее вовсе не возбуждает. Эрекция сделала бы это представление менее отвратительным, но разве не было бы это безвкусицей — возбудиться в руках этой огромной куклы? Мне тоже никак, в этом мы крайне солидарны.

Нельзя более не соответствовать моим идеалам женской привлекательности, чем не соответствует им Лариса. В ней есть это подобие удручающего совершенства: отменные высоко вздернутые груди, маленькая, но круглая попка, молочного цвета мягкая кожа, начисто выбритая аж до крохотного лобка, а внутри — тончайшая репродукция гениталий, как у кукол «Полли Покет», такой необыкновенной чистоты, что задумываешься, не линяет ли она каждое утро. Напрасно я пытаюсь учуять меж ее ягодиц хоть каплю животного, человеческого запаха — деталь, несовершенство, которое сблизило бы нас, — дырка в ее заднице могла бы быть выставлена в витрине, перед которой преклонялись бы толпы. Еле заметная выбоина, розовая, как щека ребенка, она нейтрализует своей красотой любую грязную мысль. А я, с моими взъерошенными волосами по всему телу, с моей ненакрашенной и не намазанной кремом кожей и запахом табака, жадно принюхиваюсь к разным частям тела этой равнодушной конкурсной овчарки. Малюсенькие до жалости клитор и половые губы кажутся мне почти незаконными и погружают в уныние. Только моя слюна и придает вкус этой трещине, как будто Лариса была неким сосудом, принимающим форму и цвет фантазий каждого клиента, пряча свою собственную душу в тепле, глубоко под слоями апатии. Даже поза 69 — она сверху — превращается в аккуратное ношение головного убора, и Жозеф, который обычно голову теряет от этой позы, смотрит на нас с опаской, будто спрашивает себя, что это — плохой фильм или кошмар. Быстро натягивая презерватив на его член, я бросаю на него взгляд, в котором читается: из уважения к моим семистам евро, из жалости займись с ней сексом.

Еле войдя в нее, Жозеф тотчас же вытаскивает свой член обратно, весь мягкий, обессилевший от прикосновения к ее холодным внутренностям. Однако оживившаяся Лариса в отчаянном желании отделаться от этой парочки порочных малолеток хватает его рукой и трясет, забравшись сверху и громогласно постанывая: Иди же, иди ко мне!» Она отказывается принять очевидное, а мне правда колет глаза Жозеф никогда не был так далек от удовлетворения. И не нужно обладать каким-то особенным знанием, достаточно лишь включить здравый смысл: не встает у него, бога ради, и нам от этого хуже, чем тебе. И, если хочешь знать, твои острые ногти, сжимающие его член, не помогают ему. Нет, если я достаточно хорошо знаю его, он сейчас молится, чтобы ты нечаянно не оторвала ему хозяйство.