Дом алфавита

Вдруг гул стал гораздо громче, и некоторые пациенты встали, чтобы посмотреть. По мере того как слабел дневной свет, огни зениток вспыхивали все ярче. Страсбург полыхал всю ночь, окутывая летнюю ночь тусклой дымкой красновато-желтого света.

«Они всё ближе, — думал Брайан, мысленно молясь за друзей в воздухе, за себя самого и за Джеймса. — А потом, Джеймс, удар нанесем мы!»

Один пациент, раньше лежавший, как дряблая спаржа, теперь начал бродить — всегда в сопровождении костлявого и упрямого пациента, поворачивавшего все тело, а не только голову. Два сиамских близнеца всю первую половину дня простояли у окна Человека-календаря, терпеливо и безмолвно разглядывая долину, как будто ждали чего-то еще. Когда полыхавший в Страсбурге пожар достиг апогея и от окружавших долину гор стало отражаться эхо взрывов, костлявый взял второго под руку и положил голову ему на плечо.

В другом конце палаты появился Человек-календарь, вернувшийся из туалета, — туда он заглядывал нечасто. Тут он и обнаружил сиамских близнецов, просунувших головы в оконные решетки. Поворчав, Человек-календарь схватил костлявого за колени, безуспешно пытаясь выгнать его из своих владений.

Поглядев на них, Брайан тоже наклонился к окну. В воздухе и правда что-то было. Не зря близнецы прислушивались. Тихий гул, долетавший до склонов, поглощали деревья. «Они летят на юг, — подумал Брайан и посмотрел на Джеймса. — Наверное, в Италию!»

Через несколько секунд близнецы вздрогнули. Сзади глухо прогремел взрыв, волна прокатилась по больнице и дальше, к утесам, до которых было с километр или чуть меньше, и вернулась гулким, почти неразличимым эхом. Должно быть, самолеты двигались с запада к югу от них. Подразделения наверняка прошли Кольмар, ну или же ветер, поиграв со звуком, запутал Брайана.

Во всяком случае, бомбардировки Фрайбурга шли взаправду.

— Schnell, schnell[10], — поторапливали их медсестры, не выказывая ни малейших признаков удивления или страха, не говоря уже о панике.

Тех, кто был без сознания, трогать не стали. Остальные спустились по лестнице за несколько минут.

Снаружи выли сирены, раздавались торопливые шаги, хлопали двери. У выхода во двор стоял часовой, указывая дорогу оружием. Ни у кого не оставалось сомнений, что идти надо дальше: обойти металлические перила и спуститься к входу в подвал Дома алфавита. Сзади напирали душевнобольные. Из-за грохота и напряженной обстановки в памяти всплыли события, лишившие их рассудка.

Подвал оказался разделен перегородкой. Ряд камер с серыми стальными дверями, откуда постоянно доносились протяжные вопли и приглушенные крики. Обычная дверь справа вела в помещение размером с половину их палаты. У Брайана не было возможности отойти назад к Джеймсу: его постоянно подталкивали вперед, пока он вдруг не оказался зажат в дальнем углу, — в узкий дверной проем протискивались десятки пациентов из других отделений.

Джеймс стоял посреди помещения под слабо светившей, мигающей потолочной лампой, глядя пустыми глазами. Рябой держал его за плечо. Многие пациенты из соседних корпусов мучились от боли из-за своих ран и пребывания в вертикальном положении — они пытались найти место, где их бы не пихали, или сесть на корточки.

Персоналу пришлось повозиться: успокоить самых недовольных и буйных и сделать так, чтобы никого не затоптали. Отчаянным взглядом перед собой смотрел юный медбрат, тяжело дыша и не обращая внимания на струящийся по лицу пот. Наверное, там, где сейчас самое пекло, у него осталась семья.

Брайан покачивался вперед-назад и напевал — так поначалу вел себя Джеймс. С каждым движением перед ним освобождалось небольшое пространство, куда он продвигался, вызывая недовольство окружающих. «Пусть воздушная тревога не заканчивается, ну пусть», — думал Брайан, медленно покачиваясь, напевая и прокладывая дорогу к Джеймсу.

С потолка лился ровный свет. Доносившиеся снаружи звуки слились в один.

Какой-то пациент схватил Брайана за рубаху и выплеснул на него поток бессмысленных ругательств. Веки у него были тяжелые, а схватился он слабо. Как у него еще оставались силы на агрессию, для Брайана осталось непостижимым. Брайан отцепил чужие большие пальцы и посмотрел в сторону Джеймса.

Он встретил взгляд, какого на лице Джеймса прежде не видел. В нем не было ненависти или гнева — но он был отталкивающим, угрожающим, убийственным.

Брайан перестал напевать и тяжело фыркнул. Джеймс отвернулся. Брайан сделал еще пару шагов вперед — взгляд тут же вернулся. Рябой смотрел на затылок Джеймса и проследил, в каком направлении указывает его нос. Брайан понятия не имел, успел ли он сам вовремя отвести глаза.

Пока Брайан вновь не оказался в своей кровати, его не покидало ощущение, что за ним постоянно наблюдают.