Дом алфавита

Всех спешно эвакуировали в подвал — санитарам было чем заняться. Шли дни, Брайан убедился, что о том происшествии они так и не доложили, и благодарил Бога за то, что на него не успели надеть смирительную рубашку. В таком случае он стал бы легкой добычей.

В результате бомбардировок Фрайбурга окрестности не пострадали.

У самой площади стали возводить бараки поменьше — судя по всему, чтобы разгрузить отделения. А значит, бежать в ту сторону и думать нечего. Кроме того, на всех заборах появились фарфоровые изоляторы и таблички с предупреждениями. За исключением этого и напряженных лиц работников больницы, все было по-старому. Для всех, кроме самого Брайана.

Следующие двое суток он не спал. Несмотря на тот жуткий случай и осложнения после сеанса электрошоковой терапии, он чувствовал прилив сил и решимости. Хотя симулянты все время не спускали с него глаз, говорили с ним злобно и угрожали, в сложившейся безнадежной ситуации Брайан не чувствовал ни страха, ни бессилия.

Лежащий на соседней кровати красноглазый участливо и дружелюбно ему улыбался, час за часом лежал на боку, веселился и с любопытством его рассматривал. Когда Брайан попытался вспомнить ту историю, ему показалось, что именно красноглазый, вмешавшись, спас ему жизнь. Эхо крика до сих пор отдавалось у него в голове.

Красноглазый уже во второй раз пришел ему на выручку. Во время обхода Брайан обратил внимание на его имя. Звали его Петер Штих. Брайан улыбался в ответ, как будто их связывал утешительный и многообещающий союз.

Сестричка Петра постоянно поглядывала на Джеймса. Брайан редко ловил его взгляд, но чувствовал, что ему плохо. Но Петра тем не менее казалась довольной.

На следующий день во время обхода врачи долго что-то обсуждали в изножье кровати Джеймса. Потом его не раз водили на осмотр в кабинет чуть дальше по коридору.

Вопреки обыкновению, тем вечером врач весело пожал Джеймсу руку. Возле него как-то игриво переминалась с ноги на ногу Петра, скрестив руки на груди и смущенно улыбаясь. Они говорили с ним как обычно, а он не отвечал, хотя и смотрел им в глаза, будто все понимал.

Изменениям Брайан радовался. Стала появляться вера в то, что скоро на Джеймса можно будет рассчитывать при побеге.

Следующим вечером симулянты устроили вдумчивый и оживленный спор. Говорили все. Высказался даже красноглазый, а потом лег, уставившись в потолок и бесстрастно комментируя слова остальных. Брайану показалось, что он над всеми насмехается и что его решили оставить в покое из-за его болезни и грубых выходок. Каждый раз, когда Брайан смотрел на Джеймса, тот казался ему недовольным.

Брайан не придал этому значения.

Новенькая медсестра включила в палате свет, из-за чего шепот мгновенно стих. Затем она придержала дверь перед незнакомым офицером — за ним, широко улыбаясь, шел доктор Тирингер. Молодой офицер обратился к палате с краткой речью, а потом пожал руку медсестре и врачу. Потом щелкнул каблуками и вскинул руку в нацистском приветствии. Они снова вышли из палаты.

Судя по всему, случившееся имело отношение к симулянтам, и они продолжили тихо перешептываться — что удивительно, эти звуки Брайана буквально усыпили.

Молодой офицер поступил в госпиталь одновременно с ним. Ему стало заметно лучше, и теперь его можно отправлять на поле боя — скорее живого, чем мертвого, скорее здорового, чем больного. Хороший пример для них всех.

Мысли сливались в одну, растворялись голоса. Перерезаны все линии связи. Висевший над ним шнур для звонка сорвали. У Джеймса его вообще не было. Когда Брайан уже почти проваливался в сон, молодой офицер вскинул руку в последний раз.

А затем Брайан уснул.

Каждый металлический звук о чем-то рассказывает. Когда от бомбардировщика B-17 отваливается крыло, звук не такой, как когда трескается фюзеляж. Тяжелый молот бьет по маленькому гвоздику не так, как маленький молоток по большому гвоздю. Полностью растворяясь в металлических предметах, звук рассказывает о своем путешествии. Но этот звук — металлический и звонкий, но новый — расшифровать было трудно. Веки у Брайана отяжелели — ему пришлось некоторое время потерпеть, не получив ответа. По беловатому свету он понял, что снова наступил день и что ночь он пережил. Казалось, комната изменилась.

По мере того как навязчивый, резкий звук становился все четче, у него перед глазами возникла пыхтящая и гудящая машина времени. Как выдумка Уэллса или космический аппарат — из тех, что он, распираемый детским любопытством, исследовал в вагончиках у уличных артистов или на ярмарках, заплатив всего пенни.

Брайан открыл глаза. Комната была ему незнакома.

Рядом с его кроватью стояла еще одна. Больше кроватей в палате не было. У края второй кровати висела прозрачная колба, соединенная с трубкой. По ней непрерывно скользили мелкие бело-желтые капли. Емкость была заполнена на четверть. Накрытый одеялом человек прерывисто и неровно дышал. Лица Брайан не разглядел — его наполовину скрывала маска.