— Верно, заходила. — Старуха кивнула, припоминая, и уже в следующую секунду голос ее задрожал от гнева. — Вы меня выставили! Вышвырнули, как какую-нибудь бродяжку! Вы! Вы! И теперь смеете подходить ко мне на улице!
Рут напряглась, почувствовав, как кровь прилила к щекам.
— Вообще-то это была не я.
— Как это — не вы? И если не вы, то кто же? — Теплые капельки слюны попали Рут в лоб. В горле у старухи заклокотало и защелкало.
— Каброль. Мой босс. Это он приказал вас вывести. Я ничего не могла сделать.
Бэгз снова посмотрела на нее. Гнев ее ушел так же быстро, как и пришел. Постукивание прекратилось.
— Ну конечно! Конечно! Вы как раз были так милы и любезны. Простите, дорогуша, простите. Мне так неловко. Разумеется, я вас помню! Но все же им не следовало так со мной поступать. Так нельзя. Во-первых, я пришла лишь затем, чтобы взять свое. Вы же понимаете? Люди в наше время не желают ничего понимать. Не желают даже слушать.
Мороз пощипывал все сильнее.
— Послушайте, я могу вам помочь?
— Помочь? Чем?
Рут показала на пакеты, один из которых уже лопнул по шву:
— Донести ваши… э-э… покупки.
Она рассчитывала, что далеко идти не придется — до трамвайной остановки. Идти далеко и впрямь не пришлось, но, к удивлению Рут, Бэгз остановилась у Кейзерсграхт, Императорского канала, в нескольких шагах от внушительного здания, типичного для архитектуры семнадцатого века — с красивым фронтоном, аккуратными подъемными окнами, подвальным входом для слуг и стертыми каменными ступенями, которые вели к главной двери.
Расположенный над дверью каменный барельеф представлял собой человеческую голову с открытым то ли в крике, то ли в зевке ртом и высунутым языком, к кончику которого что-то прилипло.
Рут посмотрела на канал.
На переброшенном через Лейдсеграхт мостике стоял, облокотясь на перила и, по-видимому, любуясь видом, мужчина в честерфилде и серой, с загнутыми полями шляпе. Холод, похоже, его не беспокоил, и спешить ему было явно некуда. В собирающейся тьме ярко освещенные окна шикарных домов казались золотыми, заключенными в раму слитками, волшебными дверьми в далекие столетия хорошего вкуса, ради поддержания которого люди тратили строго отмеренную дозу старания. Там были очаги неустрашимого племени, некогда открытого миру и не страшащегося открытости. Дома словно выступали парадом, представляя тех чистокровных голландцев, которые своим стремлением ввысь компенсировали то, чего недоставало вширь. Некоторые накренились, другие пошатнулись, их деревянные сваи ушли в сырую песчаную подпочву, но они все еще держались вместе, плечом к плечу, проявляя соседскую солидарность. Дом Бэгз был прекрасным образчиком этого парада столетий.
— Вы снимаете здесь квартиру или комнату?
— Снимаю? О нет, дорогуша, это мой дом. Все, что у меня теперь есть. А комнаты… комнат слишком много… слишком много. Вы только посмотрите на него. Разве это подходящее место для такой старой калоши, как я? Я вас спрашиваю. Мне уже трудно подниматься и спускаться по лестницам… В старых домах они такие узкие. Гиблое место! Вот и Сандер — это мой брат — то же самое говорил. А уж он-то знал, особенно после того, как сам свалился, поскользнувшись на дорожке.
Рут прошлась взглядом по элегантному фасаду. Она уже давно не заглядывала в объявления о продаже недвижимости, но примерную стоимость определить могла. По крайней мере относительно количества нулей сомнений не было. Она даже почти могла позволить себе такой дом: то есть нулей у нее хватало — не было лишь той цифры, что стояла перед ними.
Три отдельных замка. Повозившись с ключами, старуха наконец открыла дверь.
— Да не стойте же там, — окликнула ее Бэгз. — Заходите.
— Пожалуй, не стоит. Уже темно и…
Бэгз цепко схватила ее за шарф и, рассыпавшись сухим неловким смешком, потянула за собой.
— Ну разве что на минутку, — уступила Рут.
Вдвоем они пронесли покупки через скудно освещенный холл в уродливую кухню в задней части дома, где Рут помогла разобраться с содержимым пакетов. Помимо прочего, обнаружились корзинка с крупами, кошачий корм и бутылка джина.
— Так вы совсем одна, — заметила Рут.
— Теперь совсем одна. Если не считать кошек и привидений! Но, знаете, я не собираюсь здесь задерживаться.
— О, перестаньте! Вы не в такой уж плохой форме. Конечно, есть проблема с астмой, но…
Бэгз вдруг остановилась и замерла, с оскорбленным видом вытаращившись на гостью.
— Что вы хотите этим сказать? — осведомилась она после выразительной паузы.
— Только то, что вам еще далеко до смертного одра. — Кровь снова прихлынула к щекам.
— А кто говорит об обратном? — Бэгз опять превратилась в сварливую, капризную старуху.
— Вы же и сказали.
Бэгз поджала губы и нахмурилась, потом, вероятно, включив перемотку назад и воспроизведение, качнула головой. В конце концов мысленное усилие принесло плоды.
— О нет! Неужели это я? Я сказала, что не собираюсь здесь задерживаться? Но, дорогуша, вы неправильно меня поняли. Боже! Я не собираюсь задерживаться, потому что уезжаю. Эмигрирую. Хочу начать все заново. Да-да, я уезжаю в Питсбург.
— В Питсбург?