Хотя они с Марко теперь жили далеко, Сильвию можно было понять: она боялась, что бывший супруг вновь втянет их в такой же кошмар, как два года назад. И, вспоминая о желтых тюльпанах, которые послал Сильвии сказочник, Джербер не мог не признать: она права. Этим поступком таинственный гипнотизер открыто продемонстрировал, что не остановится ни перед чем. Он, что самое главное, стремится к какой-то неведомой цели. А Пьетро Джербер – всего лишь орудие, чтобы ее достигнуть. Любой ценой.
– Я… – начал он, но не смог закончить фразу. Как убедить Сильвию, что ситуация под контролем и в конечном итоге все придет в норму? Не найдя нужных слов, он прервал разговор. – Поцелуй за меня Марко.
Он хотел бы рассказать ей все, найти в ней опору, как в прежние времена. Но за годы разлуки уже привык обходиться без Сильвии. Это было непросто, но у него получилось. Джербер проклинал себя. За несколько часов весь его жизненный уклад снова рухнул. Даже та рутина, которой он упорно придерживался, чтобы не предаваться грустным мыслям, была опрокинута. Ведь, чтобы заняться Николином, он перенес сеансы с другими пациентами на следующую неделю. Пришлось придумывать какие-то предлоги в свое оправдание, надеясь, что времени, которое он выкроил, будет достаточно. Лгать оказалось нелегко, особенно матери Лавинии: визит под гипнозом на виллу в Форте-деи-Марми стал для ее дочери заметным шагом вперед, а теперь все могло пойти прахом. Лавиния дошла до порога двери, которую должна непременно открыть, и Джербер боялся, что момент будет упущен и девочка отдалится снова.
И все-таки сейчас первоочередной задачей было вывести Николина из затерянной комнаты.
Но прежде всего надо найти ключ к следующей главе истории сказочника. Психолог уже понял, что это будет предмет или стимул, связанный с ощущениями, как в случае с видеороликом или запахом тюльпана.
Может быть, ответ найдется в записях, которые он вел на протяжении этого необычайно долгого сеанса.
18
Джербер запасся листочками и клейкой лентой. Он стоял посреди комнаты, держа все это в руках, сдвинув очки на лоб и сунув авторучку за ухо. Иногда склонялся, перечитывая записи в блокноте, который лежал на столике. Как только находил что-нибудь значимое или нуждающееся в дальнейшем осмыслении, выписывал на листочек и прикреплял его где-нибудь в комнате, чтобы сложилась цельная картина. Такой метод помогал увидеть материал в трехмерной проекции.
12 лет
Он приклеил первый листочек над камином. От него не ускользнуло: сказочнику было именно двенадцать лет, когда произошли события, о которых он во что бы то ни стало пытался поведать, – ровно столько же, сколько сейчас Николину.
7 июня
Потому что последний школьный день, с которого началось повествование, а именно седьмое июня, совпадает с датой похищения Миры и ее сына на лесной дороге, хотя второе событие произошло много лет спустя. Сколько в точности? Ответ на этот вопрос, возможно, дает матч между «Фиорентиной» и «Барселоной», проходивший в 1999 году.
22 года назад
Основываясь на этих временны́х рамках, Джербер подсчитал примерный возраст сказочника.
34 года
Эту запись он поместил рядом с остальными тремя. Еще не признаваясь открыто самому себе, начал понемногу вырисовывать профиль противника. Хотя одним из условий и было не искать его, сказочник, возможно, осознавал, что психолог придет именно к таким выводам, и не исключено, что эта информация была специально вложена в историю, затверженную Нико, дабы сбить Джербера со следа. Он уже ни в чем не был уверен. Может быть, только в том, что зачин истории, случившейся двадцать два года назад, причинял боль.
Последний день школы для двенадцатилетнего мальчишки – особенный, сказал себе Джербер. Где-то скрыто обещание, надо только снять с него покров. Этот день – калитка во времени: проход закроется за тобой, стоит ступить на другую сторону. И когда в конце лета снова увидишь своих товарищей, ты будешь другим, да и они изменятся тоже. Но ты еще этого не знаешь. Как только прозвенел последний звонок, исчезают правила, стираются границы. Может случиться все, что угодно. Никто не говорил тебе, что, став взрослым, ты никогда уже не прочувствуешь до конца веселой анархии вот такого дня, безоглядной беспечности перед лицом неведомого. Но в случае безымянного мальчишки счастливое воспоминание похитил орк.
Снова совпадение с Николином. Оба в одном и том же возрасте стали пленниками. Тюрьмой для Нико был не институт, куда его только что увели. Он оказался заперт в собственном разуме.
Как долго он продержится в этом состоянии, даже не имея возможности моргнуть, когда чувствует такую потребность?