Дом без воспоминаний

– Марко там понравилось? – спросил Джербер, силясь скрыть свое истинное расположение духа.

– С тех пор как я забрала его из садика, он только об этом и говорил, ни на секунду не умолкая. Лука пообещал купить ему круглый аквариум с золотой рыбкой.

Так вот как зовут нового друга бывшей жены. Джербера вдруг охватила ярость. Джербер знал, что в крушении их брака виноват только он, и все-таки не мог спокойно слышать о стервятнике, укравшем его жизнь. Такие люди, казалось ему, прячутся за каждым углом, всегда готовые улучить подходящий момент, чтобы внедриться в гнездо, не ими построенное. Этот ублюдок общался с Марко так, словно был ему отцом.

– Золотые рыбки недолго живут в круглых аквариумах, – холодно заметил он.

– Что ты хочешь сказать? – Тон Сильвии тоже изменился.

– Что это может причинить Марко ненужные страдания, – ответил Джербер.

Сильвия фыркнула в нос, что должно было означать сардонический смешок.

– Ты в своем репертуаре, – заявила она.

– В каком? – не сдержался Джербер.

– Тебе бы все на свете облить дерьмом, – не замедлила уточнить Сильвия. Она особенно любила оскорблять его этими словами с тех пор, как они разошлись. – У тебя особый талант превращать прекрасные вещи в какую-то тошнотворную дрянь.

Ее голос, ее слова шли вразрез со сценами, которые продолжали мелькать перед глазами Джербера на экране телевизора.

– По правде говоря, я не припомню никаких прекрасных вещей, – соврал он, чтобы уязвить больнее.

Сильвия помолчала.

– Доброй ночи, – произнесла чуть позже.

Оба прервали звонок, больше ничего не сказав.

Джербер швырнул смартфон на диванные подушки. Нужно было его зарядить, аккумулятор почти на нуле. Нужно было снять влажный халат, иначе простуда вернется и поднимется температура. Нужно было поставить молоко в холодильник, поискать ответы, смириться, попытаться жить дальше, изменить свою жизнь. Но в данный момент он понял, что ничего подобного не желает делать.

Облить дерьмом. Наверное, Сильвия права.

Расслабившись, опустив руки, он погрузился в созерцание того, что еще оставалось от видеокассеты. Стал проваливаться в сон, и Сильвия на телеэкране преобразилась в рыжеволосую женщину с поляроидной фотографии: безликая, она поднимала пивную кружку за его здоровье и смеялась над ним. Начинался кошмар с открытыми глазами, изображения на экране распадались на части, застывали, искаженные, и человек, умеющий усыплять детей, сам наконец заснул.

31

Пока они были в браке, одной из самых частых причин трений с Сильвией было его решение посвятить себя исключительно страдающим детям и подросткам, чьи проблемы, если бы речь шла о взрослых, требовали бы длительного лечения и тяжелых доз психотропных препаратов. Для жены не имело никакого значения то, что Джербер перенял эстафету у отца, поскольку с годами он вовлекался в истории маленьких пациентов все больше. Хотя гипнотизер и утверждал, будто четко разграничивает работу и личную жизнь, со временем он стал вести себя так же, как синьор Б., манеры которого так часто ему претили.

Сам того не замечая, он замыкался в своем мире, безмолвном и непроницаемом.

С тех пор как они с Сильвией поженились, между ними был заключен своего рода молчаливый компромисс: во время ссор этой темы разрешалось слегка коснуться, но она никогда не обсуждалась открыто. То была граната под тлеющими углями. Как и следовало ожидать, после развода все изменилось, и бывшая жена не упускала случая попрекнуть его выбором жизненного, а главное, профессионального пути, считая, что именно это в одночасье подорвало их брак.

В самом деле, Пьетро Джербер мог последовать примеру многих коллег, которые, оставив так называемый «лечебный» гипноз, обратились к более прибыльному, «паллиативному»: помогали множеству платных пациентов бросить курить, не испытывать страха перед полетами или преодолевать некоторые сексуальные дисфункции. Хотя Сильвия настаивала, он не поддался искушению сменить профиль, главным образом памятуя фразу, сказанную синьором Б. В период, когда они с отцом очень сблизились, после того как Пьетро решил избрать ту же профессию, он однажды спросил, почему старший Джербер решил посвятить себя исключительно несовершеннолетним. Ответ отца был простым и обескураживающим, как любая простая истина, которая только и ждет, когда ты на нее наткнешься.

Никто не верит тому, что говорят дети.

Синьор Б., по сути, подразумевал только то, что все мы в детстве переживали моменты, когда взрослые отмахивались от нас, все мы испытали унижение, когда нам не верили только потому, что мы еще маленькие.

– На самом деле дети – хранители абсолютной истины существования, – говорил он. – Вот только взрослые отворачиваются от нее, не желают слышать. Потому что взрослые потеряли невинность и уже не воспринимают таких тривиальных вещей, как смерть, или то, что не всегда легко отличить добро от зла.