Дом Безгласия

Дикки перешел к действиям. Его внезапная активность вызвала у меня чувство сильной досады, причем до того, как я реально осознал почему. Однако в общих чертах понял. Мальчишка собирался спасти своего отца. Спасти его! Последнее, чего я желал на этом свете! Но предпринял ли я что-нибудь? Нет. От страха задница прилипла к стулу. Андреа вырвала свою ладонь из моей и встала. Хотя ее тело напряглось, с места она не сдвинулась.

А между тем перед нами разыгрывалась трагикомедия. Дикки, наш ровесник, очевидно тренировался заранее, как оказывать помощь в подобном случае. Он почти хладнокровно встал за спиной отца и обхватил руками его грудь. Затем сильно надавил – раз, другой… Коротышка издал слабый звук – словно что-то пискнуло – и опустился на пол. Дикки перешагнул через его грудь, наклонился вперед и энергично сдавил челюсть; потом засунул в рот руку и принялся орудовать в горле, словно искал золото. Коротышка надсадно захрипел, с шумом изрыгая мокроту. Дикки отскочил в сторону. Коротышка перекатился на бок, ловя ртом воздух и откашливаясь. Его лицо приобрело нормальный цвет. Язык был водворен на место, и следовательно, мой злейший враг не умрет. Я испытал странное побуждение – рассмеяться.

В комнате повисла тишина. Ошеломленный увиденным, я пялился на Коротышку. А к тому вернулось хладнокровие. Он поднялся на ноги и посмотрел на сына, который так и сидел на полу, тяжело дыша. Затем перевел взгляд на Андреа, стоявшую в паре шагов.

– Ну что, девочка, понравилось? – голос после безумного инцидента с проглатыванием языка звучал неестественно. – А ты боялась, папаша Гаскинс не справится?

Я сидел, вжавшись в стул, как трусливый заяц, зато Андреа выглядела расслабленной – ни внешнего напряжения, ни дрожи в руках. Да и язвительное замечание оставила без ответа.

Коротышка явно был обескуражен.

– Ишь какая храбрая! – Он поизучал ее еще пару секунд, затем обратился к сыну: – А ну-ка вставай.

Дикки выполнил приказ. Я попытался прочесть мысли по его лицу, однако безуспешно.

– А теперь слушай меня. И повнимательнее, – объявил Коротышка. – После того как мы покончим со следующей частью нашего ритуала, мне будет не до разговоров, сам понимаешь. Видишь эту емкость? – Он указал на банку, извлеченную из сумки. Рядом с ней лежал охотничий нож.

– Да, сэр, – кивнул Дикки.

– Я собираюсь отрезать себе язык, сынок, и не хочу, чтобы ты мне препятствовал. Усек? Как бы сильно я ни кричал. Я отрежу себе язык и положу его вот в эту банку с формальдегидом, для сохранности. Задача проще некуда. А когда ты будешь готов, когда все будет исполнено, ты откусишь кусочек от этой поганой плоти. Понял?

Мне показалось, что я падаю в какую-то черную бездну. Безумие! Какому буйнопомешанному могло взбрести в голову подобное?

Внезапно Коротышка развернулся и уставился на меня горящими глазами. Я едва не вскрикнул.

– Безгласие, пацан. Безгласие и Пробуждение! Проклятие и исцеление случатся прямо у тебя на глазах. С этого дня наступит очередь твоей семьи. Да свершится справедливость, иначе, клянусь Богом и всеми святыми, я вырежу всех – каждого мужчину, каждую женщину и каждого ребенка, в ком есть хоть капля крови Плайеров. Помяни мое слово, пацан, и не сомневайся. Передай своему отцу, что ты слышал мою клятву. А в качестве доказательства, прежде чем мы покончим с нашим делом, я убью твою подружку. Все лучше, чем убить твою маму, а?

– Ты псих, – сказала Андреа. Подобное утверждение мои будущие дети сочли бы достойным самого Капитана Очевидность.

Вместо ответа Коротышка подошел к стене, нагнулся и подхватил с пола нож. Блеснуло зазубренное стальное лезвие. Он покрутил нож перед глазами, изучая убийственный потенциал оружия – как во время инцидента у Заливной ямы. Затем, не торопясь, приблизился к Андреа и остановился всего в паре дюймов от нее. Все врожденные сигнальные системы, присущие человеческой расе, били тревогу в моей черепушке, пытаясь предупредить о надвигающейся катастрофе, однако я обмяк от страха и прирос к стулу.

Коротышка выставил нож вперед и направил острие лезвия в лицо Андреа.

– Ты понятия не имеешь, – прошептал он. – Ты понятия не имеешь, какие страдания выпали на долю моей семьи. А началось все при жизни далеких предков, я ничего не могу с этим поделать.

– Да брось, – ответила Андреа. – Жаль, ты с моим отцом незнаком. В споре на звание лучшего мудака он бы заткнул твоих предков за пояс.

Я поверить не мог, что подруга способна на такую дерзость. Эта минута навсегда меня изменила.

– Мои предки тут ни при чем… – Коротышка, явно удрученный, опустил голову и вздохнул. – Моих предков прокляли пуритане. Или до тебя не доходит? Я не могу убить Дэвида – его семья сама по уши в дерьме, как и моя. Но я могу причинить ему страдания. О, я могу причинить ему любые страдания, даже такие, что хуже смерти. – Он повернулся и добавил для меня персонально: – Двести лет Плайеры только и делали, что нарушали пакт, старались переложить все на Гаскинсов.