– Как я погляжу, тебе все нипочем, – сказал Коротышка и ударил меня с такой же силой.
Моя голова мотнулась вправо. Щека пылала, словно к ней поднесли газовую горелку. Глаза защипало от слез.
– Прекрати! – закричала Андреа.
Я собрался с духом в ожидании нового удара, однако его не последовало. Коротышка отступил на шаг и скрестил руки. Он вспотел, к лицу прилила кровь.
– Если вы думаете, что все пройдет быстро и безболезненно, без грязи, то выкиньте это из головы. Нет, сэр. Нет, мэм. Ха-ха. Такие дела делаются в муках. Пришло время расплатиться. Подбить баланс промеж наших семейств. Усекли?
Он смотрел на меня, ожидая ответа.
– Не понимаю, – покорно сознался я.
– А все потому, что твой отец слабак, не рассказал тебе правду. Не рассказал вашу историю. У твоего деда Плайера тоже была кишка тонка. Вся ваша семейка слишком трусливая, чтобы соблюдать наш пакт… надлежащим образом. Нет, они опять хотят переложить все на нас, в одностороннем порядке. С Гаскинсов довольно. Мы… лишились терпения.
Мне хотелось задать вопрос. Самый очевидный и простейший вопрос, однако я в буквальном смысле не мог произнести ни слова. Коротышка был вынужден ответить на вопрос невысказанный.
– Это проклятие, пацан. Проклятие, наложенное на наших предков, и твоих, и моих. Уродами пуританами. Небось изучал их в школе? Знаешь, кто они такие, долбаные пуритане?
Я кивнул, сжимая руку Андреа. Мы должны что-то сделать. Должны. Воздух сгущался; вот-вот произойдет нечто жуткое и противоестественное. Наш похититель совсем слетел с катушек.
– Тебе известно, что ваше семейство из квакеров? – спросил Коротышка.
Застигнутый врасплох, я даже обрел голос.
– Из квакеров?
Коротышка переключился на Андреа.
– Может, хоть
Андреа кивнула, но больше никак не отреагировала. Я догадывался – в ее мозгу крутятся шестеренки, пытаясь найти способ покинуть это дерьмовое шоу.
– Они нас ненавидели. Мы их тоже, однако власть принадлежала им. Вся власть. – Коротышка сделал паузу. – Я хочу прочесть вам стих из Священного Писания. Наверняка вы были слишком заняты, бегали по лесу и занимались распутством, вместо того чтобы читать Библию. Но эту цитату вы выслушаете. Ясно?
Он выжидающе смотрел на нас. Я кивнул. Андреа тоже.
– Притчи, – проговорил Коротышка, явно успокоившись и снова перейдя на почтительный тон, как в тот момент, когда мы вошли в подземелье. – Притчи, глава десять, стих тридцать один. Кто-то из вас знает его?
Он снова выжидающе посмотрел на нас. Я покачал головой. Андреа тоже.
Коротышка продекламировал цитату – так, словно каждое слово было не менее священно, чем гробница Иисуса.
Он умолк, надеясь, что мы пытаемся осмыслить значение стиха. Мой взгляд непроизвольно скользнул по рядам флаконов на стеллажах, где плавали языки. О каком же виде зла идет речь?
– Проклятие обрекло нас на то, чтобы убивать, – добавил Коротышка, – чтобы проливать кровь наших близких, совершая тем самым величайший грех. Проклятие передавалось из поколения в поколение погаными языками, в момент, когда их вырывали из наших глоток, а затем отрезали, чтобы нас исцелить. Это наше проклятие и наше благословение. Вот почему мы обезглавливаем грешников; ибо головы – вместилище их поганых языков. Так мы становимся их проклятием и их благословением.
А он не просто сумасшедший, подумал я. Он упивается своим безумием.
– А сейчас ты увидишь ритуал, – объявил Коротышка с придыханием. – Принуждение к Безгласию и Пробуждение. Передача проклятия и исцеление, все в одну ночь. Настала твоя очередь какое-то время нести факел. Эффектно, верно? – Он бросил взгляд через плечо, туда, где застыл в карауле Страшила. – Веди его.
Страшила согласно тряхнул головой и открыл дверь, впустив в комнату мальчишку моих лет. Маленький, тощий, лохматая засаленная шевелюра спадает на глаза. На лице синяки и кровоподтеки – похоже, ему недавно начистили физиономию. Тот самый типчик с пластиковым мешком, которого я отделал у Заливной ямы. Сначала я решил, что в его взгляде плещется страх, однако быстро догадался: это скорее фанатизм. Парень стрелял глазами по сторонам и нервно потирал руки. Его поза выдавала волнение.
– Это мой Дикки, – объявил Коротышка. – Полагаю, сын – примерно твой ровесник, хотя я понятия не имею, в каком году он родился. Да и какая разница? Он пришел помочь мне в одном деле, несколько необычном. Так велит нам давняя традиция. Сегодня мы передадим кое-что из рук в руки… вернее, из уст в уста… или с больной головы на здоровую… Или как там звучит эта чертова поговорка.
Я украдкой бросил взгляд на Андреа и удивленно приподнял брови. Судя по недоуменному выражению ее лица, мы оба не могли взять в толк, что происходит. Однако что-то в поведении подруги заставило меня насторожиться. Я не мог объяснить, почему так подумал, но мне показалось, что она приняла боевую стойку – как змея, готовая броситься на мышь. Однажды я уже видел Андреа такой.