Дом Безгласия

Это же мой отец!

Я ничего не понимал. Вообще ничего.

Я попятился. Шаг назад, другой, третий… Я глядел на отца. Потные волосы в беспорядке, лицо осунулось, глаза полны страдания. Он смотрел на меня молча, таким пустым взглядом, какого я у него ни разу не видел; даже засомневался на миг – а действительно ли это он? Нет, конечно же, он. Меня охватила оторопь – хоть волком вой! А он по-прежнему молчал.

Я перевел взгляд на второго подельника – теперь точно на Дикки! – словно тот должен был все объяснить, уладить недоразумение. Это банальная ошибка, шутка, розыгрыш. Потому что, черт возьми, ни при каких на свете обстоятельствах не отыщется приемлемого объяснения тому, что отец стоит здесь рядом с Дикки Гаскинсом, скрывая свою личность под дурацким колпаком, как и тип, преследовавший меня в детстве.

– Что происходит? – прохрипел я, обращаясь к траве и деревьям. Я уже абсолютно ничего не понимал.

Однако на сей раз ответил Дикки; он так и не снял с головы мешок, но уже не маскировал голос.

– Наши семьи тесно связаны друг с другом, – произнес он обыденно, словно я спросил у него дорогу, и ему пришлось ответить. – И не имеет значения, сколько десятилетий вы пытались все забыть, пытались отрицать. Мы связаны, как проволочки, из которых сплетена сеть. И никто не в силах этого изменить.

Я молча уставился на него, оцепенев не то от непонимания, не то от удивления.

– Ты о чем, Дикки? Если ты сделаешь что-нибудь с моим сыном, я клянусь…

– Ха! – Он зашелся лающим смехом. Хотя ни капли юмора в нем не подразумевалось. – Если я сделаю что-нибудь с твоим сыном! Ну ты и наглец, Дэвид. Двести лет твоя семья вытворяла разные непотребства с моей семьей, а ты все трясешься над одним маленьким щенком. Один щенок – против сотен человек. Сукин сын!

Я не мог больше это терпеть. Ни секунды. Я схватил его за ворот обеими руками и встряхнул.

– Прекрати говорить загадками! – рявкнул я, разбрызгивая слюну на пластик. – Где он? Что ты с ним сделал? Ты убил его? Отвечай!

Дикки не пытался сопротивляться, так и висел тряпкой в моих руках. И наконец ответил все тем же скрипучим голосом, как у Бэтмена, – наверное, ради того, чтобы позлить меня:

– Конечно же, мы не убили его, придурок. Существуют гораздо худшие вещи, которые можно сотворить с человеком. Как со взрослым, так и с ребенком.

Я отпустил ворот рубашки и толкнул его; Дикки плашмя рухнул на землю и застонал от боли.

– Последний раз спрашиваю, – угрожающе произнес я. – Где. Мой. Сын.

Дикки приподнялся, опираясь на локоть.

– Внизу, прямо под нами, Дэвид. – Он ткнул большим пальцем на грязь и траву прямо под собой. Словно указывал направление в ад. – Он внизу, и занимается тем, чем мы занимались два столетия.

– Чем, Дикки? Чем занимается мой сын? Просвети меня!

Несколько секунд он выжидал, и я почти сдался – еще немного, и бросился бы к башне, к двери, к винтовой лестнице, к своему сыну, – но тут Дикки произнес три слова, от которых волосы встали дыбом.

– Он работает пилой.

Глава 24

Июнь 1989 года

После того как Коротышка завел нас в промозглую комнату с каменными стенами, где на стеллажах хранились консервированные человеческие языки, Страшила схватил меня и Андреа за руки, протащил мимо всех банок и усадил на деревянные стулья в глубине помещения. Зрелище было реально чудовищное. Ошеломленный, я позволил усадить себя, не сопротивляясь, и взял подругу за руку для поддержки, как единственную нить, не позволявшую лишиться рассудка и дававшую хоть какую-то надежду.

Коротышка развязал мешок у себя на шее, стащил его с головы и почесал коротко подстриженную шевелюру. Я присмотрелся к нему. Лицо в рытвинах оспин, хитрые как у хорька глазки, тощая подтянутая фигура. Огромная запекшаяся ссадина красовалась в том месте, куда Андреа засветила булыжником. Одет в несвежие джинсы, поношенную спецовку с ярлычком над карманом, настолько выцветшим, что имя было невозможно прочесть, на ногах запыленные грубые башмаки. Коротышка скрестил руки и уставился в пол. Полминуты прошло в полном молчании; Страшила по-прежнему стоял у двери, так и не снял свою маскировку. Самый странный в мире сторожевой пес.

– Зачем ты привел нас сюда? – спросила Андреа. Она продолжала гнуть свою линию, хотя все в комнате понимали, что от ее вопросов толку мало. Похоже, требуя информацию, она демонстрирует свою смелость, показывает, что не намерена умирать от страха.

Коротышка посмотрел ей в глаза.

– Ты не должна была стать частью нашего плана. Дело касается только моей семьи и семьи Плайеров, не твоей. А ты со своей мамашей могла бы свалить назад в Мексику, мне пофиг. А как думаешь, почему ты здесь? А потому что тебе хана. Ты получишь по заслугам, за то, что в тот раз у Заливной ямы испортила мне вывеску.

– Я такая же американка, как и ты, – вызывающе ответила Андреа.

Ответ привел Коротышку в бешенство. Он подошел ближе и ударил ее по лицу – второй раз за неделю. Она даже не ойкнула – только выпрямила голову, сверля его глазами. Я возненавидел себя за трусость, но все же не вступился.