Дом Чародея

– А тебя же искать не будут? – вдруг спросила Джун, отставляя на столик пустую чашку. Мириам покачала головой.

– Я сказала, что пошла на свидание.

Джун знала, что Мириам было не впервой всю ночь гулять на «свиданиях», так что это оправдание казалось ей достаточно весомым. Персиваль недоумевающее посмотрел на них, но уточнять, что это значило, не стал.

– Не хочу хвастаться, но к дому без моего желания никто даже близко подойти не сможет, – без лишней скромности заявил колдун. – Даже если Персефона придёт и лично попытается взять нас штурмом – а она этого не сделает, это повредит её «общественному имиджу», или как оно там зовётся – пока она будет продираться через слои моих чар, мы её даже камнями из окна закидать успеем.

– Это… Обнадёживает? – неуверенно отметила Джун, для которой не было характерно продумывание вариантов обороны территории, обычной или магической.

Мириам до самого вечера просидела на диване, укутавшись в плед и задумчиво глядя в камин. Джун старалась далеко от неё не отходить, на случай, если ей вдруг что-то понадобится, и они то и дело перешёптывались о всяких незначительных мелочах. Мириам вдруг стала казаться ей куда менее надоедливым и поверхностным человеком, и даже её голос как будто стал каким-то менее противным. Зато Персиваль спокойно занимался своими делами, чем-то шуршал в кабинете, гремел на кухне, возился в кладовке, а иногда присоединялся к ним и травил всякие колдовские байки. Джун прямо-таки видела, как он усердно старается их отвлечь и развлечь, и ближе к вечеру Мириам даже, кажется, понемногу расслабилась и успокоилась.

Спать девушки пошли в голубую спальню вдвоём, хотя Персиваль и предлагал уступить кому-нибудь из них свою кровать. Джун предпочла быть поближе к Мириам, чтобы той было спокойнее, и в очередной раз отчитала Персиваля за то, что он постоянно жертвует своим сном. И всё же он вручил им второе одеяло, а себе забрал плед. На больший компромисс можно было и не рассчитывать.

Джун думала, что заснёт быстро, хотя они и ушли спать довольно рано, но вместо этого лежала, глядя на стоявшую в вазе на её тумбочке одинокую светящуюся фиалку. Виридия посапывала на кровати у неё в ногах.

– Джун, ты спишь? – раздался из-за её спины шёпот, когда солнце уже совсем закатилось за море, и в окно стал падать слабый лунный свет. Джун как следует задумалась над ответом и хорошенько всё взвесила, прежде чем ответить.

– Нет.

– А мы можем поговорить?

Джун повернулась. Мириам лежала на другом краю кровати к ней лицом, засунув руку под голову и укутавшись в одеяло до самого подбородка. Тусклый лунный свет в мельчайших деталях выхватывал её лицо из полутьмы. Она выглядела взволнованной.

– Что случилось?

– Как вы узнали, что на мне лежат чары?

Джун, как могла, объяснила ей про молодильные чары и про то, что она слишком уж хорошо подходила по всем критериям. Мириам молча кивала.

– Да… Теперь я помню, что она – фальшивка. Но почему вы это сделали?

– Мирс, мы думаем, что ты можешь быть настоящей дочкой Рэдвингов.

Мириам молча уставилась на неё, а потом перевернулась на спину и задумчиво уставилась в потолок, как будто ей только что сказали, что Земля плоская, и эта на первый взгляд бредовая теория почему-то имела для неё смысл.

– Я помню… Она всегда была уже взрослой, до… – она сглотнула. – До тех пор, как пять лет назад… Ну, ты знаешь. Громкое возвращение… И… Я помню, что частенько слышала, как ведьмы шушукались о ней, что-то о том, что она меня и притащила в ковен, а потом запретила даже близко подпускать меня к магии, что было не по правилам… Но спорить с ней… Ох, она мгновенно выходила из себя, да и до сих пор… Я как-то случайно назвала Персефону мамой, ну, когда ещё была маленькой, потому что после всех тех разговоров и думала, что она моя мать, так она меня чуть не прибила… Знаешь, мне всегда казалось немного странным, что я не могу думать о прошлом… Мне просто как будто не хотелось… И мне почему-то всегда становилось грустно, и я всегда думала, что это из-за того, что я потеряла там мать, но я теперь знаю, что это всё неправда, и мне так, не знаю, легко, что ли. То есть, у меня появилось очень много плохих вещей в памяти, но я чувствую себя лучше, чем раньше. Понимаешь?

Мириам повернула голову, а Джун задумалась. Может ли она понять то, через что прошла Мириам? Это, несомненно, был уникальный опыт, и очень тяжёлый, особенно для ребёнка. Как, впрочем, любой опыт всегда единичен и неповторим для каждого. Джун тоже пережила много такого, через что никто не проходил и чего она бы никому не пожелала. И всё же нет необходимости переживать то же самое, через что прошёл человек, те же трагедии и невзгоды, чтобы понять и посочувствовать. Именно это умение откликнуться и поддержать делает людей людьми.

– Наверное, да. Я думаю, лучше помнить о настоящих плохих вещах, чем о фальшивых хороших, потому что ты можешь хотя бы извлечь из них какой-то урок. Но вообще твоя история, выходит, и правда сходится с историей Персиваля, только ты явно была слишком маленькой, чтобы всё это помнить.