– Ну и жизнь, – посочувствовал Яркут. Автомобиль ехал тихо, и он слушал, высунувшись из окна. – Лавр, залазь. Наливочки выделю, хоть руки перестанут дрожать. Мики, а ты на подножку. Ты хоть раз в жизни ездил на подножке?
– Нет. Лёля, откройте оконце, брат меня учит странному занятию.
– Да пожалуйста. Хочешь, завтра весь день будем на подножке трамвая кататься? – хмыкнула Лёля. Вроде пошутила… но окно открыла и за руку вцепилась так крепко, что запястье заныло. Рывком подвинулась к окну и шепнула: – Эй, говори толком: Яркут черный, на Ники лица нет… Так плохо?
– Будет плохо, если за месяц не найдем решение.
– Ага.
Кивнула – и не стала ничего уточнять. Только руку сжала еще жестче. И захотелось не знать о своих долгах, не думать о Густаве, не принимать решений, которые уже вообще-то приняты… День разогрелся, солнышка вдоволь, ветер пахнет сосновой смолой и рекой. Это ведь «Плес» – тут всегда дышится, словно нет рядом столицы с ее суетой.
– Благодарствую, – Лавр Семенович принял стопку.
И снова захотелось улыбаться. Ужак на вилах – вот прозвище, данное Яркутом с первого взгляда новому управляющему «Плеса». По весне Лавр и был таким, он извивался, стараясь угодить всем и избежать любых острых моментов. Он безмерно гордился новым местом! Охотно играл в самоуничижение, хотя никто не приветствовал его затею. А теперь – сел в хозяйскую машину, выпил залпом и отмахнулся от закуски… прильнул к плечу Яркута, которого боялся панически, до икоты. Зашептал ему в ухо жалобы на «того, самозванца бессовестного».
Автомобиль подкатил к парадному. Микаэле спрыгнул с подножки, открыл дверь и подал руку Лёле. В ответ получил емкое и не вполне цензурное определение своей глупости: кто в охране, на руку не опирается, в глупые игры не лезет… потому что при деле и при оружии. Пришлось извиниться и отодвинуться.
Гости выбирались из машин, а люди Курта и Юсуфа, которые прибыли заранее, мелькали там и тут, проверяли парк и особняк. Понурые лакеи «Белого плеса» торопливо одергивали несвежие ливреи. Спешили распахнуть двери… чтобы на парадную лестницу выбежал, нагло виляя задом, черный Хват. Пес встряхнулся, коротко взлаял и помчался к хозяину!
– Не возражаете, если я начну разговор? – Яков осмотрелся, даже принюхался. – Тень густая, но ветра нет, и даже малого сквознячка из-за порога не ощущаю. Жаль, Юна не с нами, она бы сказала точнее. По моему пониманию порога жизни и смерти… многое здесь нарушено. Словно кое-кто пытался наглухо законопатить ту самую дверь.
– Давит, мгла висит густо, – Курт присел, приласкал пса и отвлёкся от непонятного разговора. – Хват Кириллович, да-а… Ну, скажи, кто в доме хозяин?
– Арр… гры.
– А кто неподкупный? А кто злодеев хватил? Хват их хватил! Хват Кириллович!
– Ахрр… ырр.
Микаэле благосклонно выслушал содержательную беседу человека и его собаки. Кивнул Якову – не возражаю, говори первым. Дождался детей, издали улыбнулся Лёле, которая сразу заняла место на верхней ступени парадной лестницы.
– Идем. Нечего тянуть время, – Яркут поморщился. – Хотя… уже не жду пользы с поездки. Ты знал заранее. Так какого рожна мы притащились сюда?
Микаэле молча прошел в парадный холл, дождался, пока войдут те, кого он пригласил – дети, брат, Лёля, Яков, Клим, Василий Норский. Жестом попросил управляющего ждать снаружи, а лакеев – плотно закрыть двери. Поочередно кивнул Ники, Паоло, Йену. И заговорил негромко, почти шепотом.
– Когда посторонние обсуждают мистическую связь Ин Тарри с золотом, они завидуют. Они не знают изнанку этой связи. Мы прибыли, чтобы увидеть изнанку. Наш дар существует безмерно давно, в нем много неявного и очень личного. Нет способа однозначно провести границы, отделить доступное от запретного. Одно несомненно: начав использовать дар, мы невозвратно меняемся. Мы закрепляем некий договор, двусторонний. Ники свой договор заверил, и теперь будет работать с золотом пожизненно. Вы, Паоло и Йен, пока свободны. Не связывайтесь с золотом, и оно не свяжет вас. Но, если однажды решите использовать дар, твердо установите цель. Иначе дар использует и поработит вас. Прелесть нашего договора в том, что у каждого Ин Тарри он личный, по его мерке подогнанный. Самые сильные из нас – вроде Паоло Людвига по прозвищу Блаженный – помогали качественно менять жизнь через золото… Вы-то понимаете, что я использую понятие «золото» условно, заменяя широкий круг терминов. Или Йен Крысолов. Я долго не мог вспомнить, чем примечателен он в истории рода. Между тем, именно он создал черновики проекта первого банка.
– Мики, прежде ты не затевал возвышенных и длинных речей на мистические темы, – Яркут настороженно удивился. – Вовсе не говорил о даре, только смеялся над предрассудками.