Петр молча прошел к угловому столу и поднял трубку. Гость сразу оказался рядом, оттеснил.
– Соедините на семерку. Барышня, хватит умничать, в городе есть такой номер, конечно же, – усмехнулся гость. Чуть подождал. – Нашёл. Наверняка. Будем потрошить «Треф». Я пошел, а ты подтягивайся, и чтобы основательно… Наверняка? Нет, ничего я не знаю! Вот разве одно: пока проверю, опять упущу.
Гость повесил трубку, оглянулся на Петра.
– Он помнит прошлое? Хоть что-то?
– Он говорил о связи с кем-то омерзительным, и что из-за такого дела у него кошмары, и тот вроде его нащупал, и…
Петр задохнулся и смущенно притих. Почему он вдруг рассказывает все эти тайны чужаку? И почему так сбивчиво, невнятно? Из-за взгляда? У нового гостя он – черный, узкий, и похож на прицел.
– Ты свидетель, тебя нельзя терять, будешь при мне. Он давно ушел?
– Не особенно. С час, пожалуй.
Яркут кивнул и направился к дверям. Снаружи ждал экипаж. Яркут бросил кучеру одно слово – «Треф», толкнул Петра к подножке и сам запрыгнул следом.
– Он выглядит на сколько лет… сейчас? Он кашляет? Хромает?
– Нет. Странные у вас вопросы, – отметил Петр.
– Живки. Их было три. Одну застрелила Лёлька, вот молодец девка, без соплей и душевных метаний, – сообщил черный. – Вторую нашел я. Допросил… для начала. А третья прячется, зараза. Без Мики не нащупаем нитку. На третьей память, так мы думаем. На второй было все, что связано с телом. Думаю, он сейчас быстро меняется. Вот мы и не способны найти его по старым портретам. И еще этот бесов хётч! Отдал Мики пачку бумаг, то ли пять личностей, то ли семь. То ли от восторга, то ли спьяну. Так, по делу: ты должен опознать Рома. Понял? Укажи на него и прячься, и далее ни во что не лезь. Возьми медальон. Так надежнее. На шею, поверх одежды. Не спорь.
«Треф», против всех ожиданий Петра, не блистал огнями и даже не имел вывески. Громоздкий особняк прятался за полосой неухоженного парка, ограниченного высокой кованой оградой. Из темного дома не доносились звуки, перед ним не суетились слуги, экипажей и автомобилей тоже не было видно. Особняк казался заброшенным, вот только пустые дома не охраняют так строго! При взгляде на стражу Петра взяла оторопь. Люди ли это? Все – по два метра ростом, звероподобные. Лица ничего не выражают… Но советник не впечатлился и не усомнился. Он был мельче любого охранника – почти вдвое! Но выпрыгнул из экипажа и пошел к воротам быстро, уверенно. Петр заспешил следом, смущаясь, опасаясь… и недоумевая: советник выглядел и двигался так, словно все кругом шавки, а вот он как раз – значимый зверь.
– Нет прохода, – пробасил ближний великан.
Над воротами висел фонарь. В его свете Яркут стал – черный силуэт, тонкий и даже хрупкий, топчущий свою тень, вытянутую далеко, на всю ширину улицы… словно она веревка и не пускает гостя в «Треф». Яркут замер, что-то обдумал в одно мгновение и… достал револьвер! Прокрутил барабан привычным, ловким движением. При этом на его пальце блеснул перстень… Петр не понял, что сработало: уверенность, угроза оружием или вензель на печатке, но стражи-гиганты вдруг окаменели.
– Вперед, не спотыкайся, – Яркут подтянул Петра ближе, впился жесткими пальцами в его плечо. – Ясное дело, главный зал нам без пользы. Нужен тот, где засели отборные гниды.
Яркут зашагал по парку, весело насвистывая и на ходу убирая револьвер. Особняк надвигался, нависал громадой… все более впечатлял Петра – и оставлял исключительно безразличным его проводника. Наглость Яркута работала лучше отмычки, надежнее рекомендаций и угроз. Вот и лакеи при входе: заранее и безропотно распахнули двери. Попытались помочь нежданному гостю снять куртку, но были посланы очень далеко – и покорно удалились… Петр споткнулся, он по пути от ворот до особняка уже спотыкался раз десять и шептал извинения, смущаясь и теряя понимание происходящего. Что делать, не у всех ночное зрение безупречно, как у Яркута. И такой отборной наглости тоже не всем дано научиться… если подобному вообще учат.
– Не извиняйся. Кто-то умеет думать, а кто-то действует без рассуждений, – понятливо хмыкнул Яркут. – Ты хорошо держишься. А зрение… кто много читает, тот неизбежно слепнет. Это я к чему? Береги глаза. И вообще, не лезь вперед, не пробуй что-то доказывать себе и тем более мне.
– Простите… я не лезу, всего лишь боюсь отстать.
– Тогда я не стану очень уж спешить. Отдышался?
Петр кивнул, осмотрелся. Вестибюль особняка был огромным и гулким. Света в нем помещалось мало, а звуков – много, причем все яркие блики и шумы проникали через арку парадного спуска в сияющие недра «Трефа». Яркут переспросил еще раз, хорошо ли дышится спутнику, взял Петра под локоть и повел в гущу праздника.