Клара почувствовала, что земля трясется, и, не в силах удержаться на ногах, упала на камни. Плитки черепицы сорвались с крыши и посыпались с оглушительным грохотом. Клара увидела, что стена из необожженного кирпича разломилась, словно от удара огромного топора, земля раздвинулась так, как она это уже видела в своих снах, огромная трещина, поглотив курятники, корыта для стирки белья и часть скотного двора, разошлась перед нею. Резервуар с водой закачался и рухнул на землю, вода, тысяча литров, пролилась на уцелевших кур, в отчаянии захлопавших крыльями. Вулкан выбросил огонь и дым, подобно разъяренному дракону. Собаки сорвались с цепи и умчались, обезумев; лошади, которые избежали гибели в конюшне, нюхали воздух и ржали от ужаса, боясь выбежать в открытое поле, тополя качались, как пьяные, а некоторые рухнули, вывернув корни, раздавив воробьиные гнезда. Самым чудовищным был грохот в глубинах земли – одышка великана еще долго наполняла воздух ужасом. Клара попыталась дотащиться до дома, звала Бланку, но хрипы земли заглушали ее крики. Она видела, как крестьяне в страхе выбегали из своих домов, взывая к Небу, обнимая друг друга, тащили за собой детей, ногами подгоняли собак, подталкивали стариков, пытались спасти свой жалкий скарб среди обваливавшихся кирпичей и крыш, в нескончаемом гуле конца света, идущем из недр земли.
Эстебан Труэба появился на пороге дома в тот момент, когда дом раскололся, как яичная скорлупа, и в облаке пыли рухнул, придавив хозяина грудой обломков. Клара поползла туда, зовя его, но никто не ответил.
Первый толчок длился почти минуту и был самым сильным из тех, что случались прежде в этой стране катастроф. Он стер с лица земли почти все, что на ней находилось, остальное довершили более слабые толчки, которые сотрясали страну до рассвета. В Лас-Трес-Мариасе ждали восхода солнца, чтобы сосчитать мертвых и отрыть погребенных, еще стонавших под обломками, среди них и Эстебана Труэбу, о котором знали, где он находится, но которого не надеялись откопать живым. Понадобились четверо мужчин – ими командовал Педро Сегундо, – чтобы разрыть холм пыли, черепицы и кирпичей, заваливших хозяина. Клару оставила ее ангельская рассеянность, она помогала оттаскивать камни с поистине мужской силой.
– Нужно отрыть его! Он жив, он слышит нас! – уверяла Клара, и это придавало им силы продолжать работу.
С первыми лучами солнца объявились невредимые Бланка и Педро Терсеро. Клара накинулась на дочь и надавала ей пощечин, но тут же обняла ее, плача, радуясь, что она жива и стоит рядом с ней.
– Твой отец там! – показала Клара.
Молодые люди принялись за работу наравне со всеми остальными и на исходе часа, когда в этом мире тоски взошло солнце, вытащили хозяина из его могилы. Столько костей у него было переломано, что невозможно было сосчитать, но он остался жив, и глаза были открыты.
– Нужно отвезти его в поселок, чтобы осмотрели врачи, – сказал Педро Сегундо.
Стали думать, как везти его, чтобы кости не вылезли из тела Эстебана Труэбы, словно из разорванного мешка, но тут пришел Педро Гарсиа, старик, – из-за слепоты и старости он перенес землетрясение без волнений. Он присел рядом с раненым, с большой осторожностью ощупал руками, как бы рассматривая своими старыми пальцами, его тело, пока каждый кусочек кожи, каждый перелом не оказался запечатленным в его памяти.
– Если вы его тронете, он умрет, – высказал он свое мнение.
Эстебан Труэба был в сознании, слышал его и, вспомнив о термитной напасти, понял: старик – его единственная надежда.
– Слушайтесь старика, он знает, что делает, – пробормотал хозяин.
Педро Гарсиа попросил принести одеяло, сын и внук положили на него хозяина, осторожно подняли и переместили на стол, который соорудили в центре того, что прежде называлось патио, а теперь стало просветом среди щебня, погибших животных, плачущих детей, воющих собак и бормочущих молитвы женщин. Из-под руин извлекли бурдюк вина, которое Педро Гарсиа разделил на три части: одну для того, чтобы обмыть тело раненого, другую для того, чтобы дать ему выпить, а третью предусмотрительно выпил сам, прежде чем начал соединять кости, одну за другой, терпеливо и спокойно, то вытягивая здесь, то прилаживая там, вставляя каждую на свое место, накладывая лубки, заворачивая их в обрывки простыней, бормоча заклинания святых целителей, взывая к счастливой судьбе и святой Деве Марии, – при этом он слушал крики и проклятия Эстебана Труэбы, не меняя покойного выражения своего лица. На ощупь он воссоздал тело так хорошо, что врачи, осмотревшие Эстебана Труэбу потом, не смогли поверить, что это было возможно.
– Я бы даже и не пытался его лечить, – признавался доктор.