Кальвино вынужден был признать возможность того, что один или несколько из этих
Пратт выглядел довольным и спокойным, он откинулся на спинку стула. На его лице опять появилась широкая улыбка. Тайцы терпеть не могли тот международный резонанс, который получало убийство
– Ты слишком часто смотрел пиратскую копию фильма «Убийство в «Восточном экспрессе», – сказал Кальвино.
– Разве сотрудники иностранных газет в Бангкоке не могут стать убийцами? – спросил полковник, глядя прямо ему в глаза.
– Только если это даст им доступ к следующему материалу, – ответил Винсент. – Но убить Бена Хоудли за то, что он просадил их деньги на бирже? Этого не может быть. Если бы люди начали убивать за потери на бирже, массовые расстрелы в Камбодже показались бы мелким происшествием на охоте.
Пратт встал со стула, наклонился и взял фотографию дочери Кальвино, Мелоди.
– Давай заключим небольшое пари? Если убийство
– Фонд в Клонг Той, – тотчас же отозвался Кальвино. – Ребята из Исана питают к нему слабость. – Он поднял одну бровь и поставил фотографию Мелоди обратно на бюро.
В Бангкоке существовал низший класс обитателей трущоб родом из Исана. Некоторые из них работали на стройках и жили в наскоро сколоченных хижинах, усеявших стройплощадки. Другие жили в Клонг Той, где продавали свой труд поденно или, в случаях с красивыми девушками, на одну ночь. Многие из этих ребят превращались в токсикоманов, пытаясь заглушить боль. Фонд давал им шанс поступить в школу. Кальвино вспомнил о Кико: она работала волонтером в этом фонде. Что бы она подумала о пари в деле об убийстве, которое обогатит Фонд?
Он посмотрел на список инвесторов. Было что-то такое в воздухе Бангкока, что провоцировало всех заключать пари. Пари на скачках, на фондовой бирже, при игре в карты и пари на женщин. Пари заключали в дорожных пробках через мобильные телефоны, пари заключали на все. Почему бы не заключить пари на исход расследования убийства, подумал Кальвино. В начале этого дня его чуть не убили из-за лотерейного билета. Пратт был полностью уверен в себе. И все же Винсент не клюнул на теорию о двенадцати индейцах, раскрасивших лица боевой раскраской и державших военный совет с девятнадцатилетним токсикоманом из провинции.
– Можешь послать свои деньги в Фонд, – сказал он. – Скажи им, что их им заработал Вини.
– Ты еще не выиграл.
Вскоре после ухода Пратта Ратана принесла послание от Тик с номером телефона в баре «Принц Йоркский». Кальвино позвонил в бар, и через несколько секунд она уже говорила с ним, рыдая. Она передумала и решила, что пойдет вместе с ним в бар «Африканская Королева». Он положил трубку и снова поднял ее. На этот раз позвонил Кико.
– Говорит Винсент Кальвино.
Тон его был сухим, почти официальным, словно они не знакомы. Он иногда это делал, чтобы вывести ее из равновесия. Но сегодня это было не так. Замечание пьяницы на Вашингтон-сквер насчет того, что он спит с японкой, вызвало у него тревогу, не повредят ли их контакты ее репутации. Респектабельность стояла на первом месте в Бангкоке, где очень многие не притворялись респектабельными и не претендовали на это. Если ты хочешь собирать чистые деньги на тайскую благотворительность, респектабельность – обязательное условие.
– Винс, – сказала она. – Я ждала твоего звонка.
– Нам нужно поговорить. Тебе удобно поужинать со мной завтра вечером?
На другом конце провода воцарилось долгое молчание.
– Почему не сегодня? – спросила Кико и после паузы добавила: – После девяти?
Кальвино посмотрел на список из двенадцати имен.
– Не могу. У меня свидание в «Патпонге».
Он знал,
– Тогда завтра вечером, – сказала Кико, стараясь голосом не выдать своих чувств.
– Скажем, около восьми часов в «Лемонграсс». – Его мучили угрызения совести за то, что он ей отказал. Ее голос стал тоньше, словно она погрузилась туда, куда убегала прятаться.
– На Сой двадцать четыре, – сказала она.