Дом, где тебя ждут

С последним витком он вспомнил: Людмила Ивановна! За нее, за Родину, за Сталина, за Кольку Сидоркина и за весь взвод, который лежит в траншее.

Напрягая последние силы, Черемисин поднялся во весь рост, перевалил через бруствер и пополз к танку.

Париж, 1941 год

Ветряную оспу принесла из школы Варя. Вечером у нее поднялась температура и спину обсыпало водяными пузырьками. Чтобы не заразить Марка, Фелицата Андреевна отселила внучку за ширму, но было поздно. Ночью Марк тоже затемпературил, а глаза стали несчастными и белыми, как у вареной рыбы. В отношении болезней Фелицата Андреевна придерживалась твердой уверенности, что если хворь лечить, то она пройдет за неделю, а если не лечить, то за семь дней. Фи, ветрянка! Помнится, в гимназии она была счастлива возможности поваляться недельку дома.

Чтобы снять жар, Фелицата Андреевна напоила детей кислым морсом – благо с прошлого года осталась банка апельсинового варенья (о клюкве во Франции и мечтать не приходилось), взяла зонтик и отправилась в аптеку.

В прихожей она мельком глянула на себя в зеркало – поправить у ворота блузки брошь Танюшиной работы и накинула на плечи серую вязаную кофту. На улице сентябрь – ветерок уже прохладный.

Внизу околачивался этот ужасный фашист, который донимает Танюшу преследованиями. Фелицата Андреевна порадовалась, что Таня осталась ночевать в бутике и не видит его противной рожи с квадратным подбородком. При виде Фелицаты Андреевны немец подобрался, словно гончая на смычке у доезжачего.

– Мадам, – он вежливо склонил голову в приветственном поклоне, но Фелицата Андреевна решила не удостаивать его вниманием. Общаться с врагом, который напал на ее Родину и из-за которого маленький мальчик вынужден прятаться в стенном шкафу, было выше ее сил.

– Мадам, прошу передать мой привет вашей дочери, мадам Тане.

С треском захлопнувшаяся дверь отрезала окончание его фразы.

Поболтав пару минут с мадам Форнье, выгуливающей на поводке раскормленного кота, Фелицата Андреевна воинственно вскинула над головой зонтик. Мелкий моросящий дождик смыл летнюю пыль со стен, красиво подчеркнув цвет фасадов домов вдоль улицы Мучеников. Около булочной стояла небольшая очередь – признак войны. На жиры и мясо муниципалитет уже ввел продовольственные карточки. Фелицата Андреевна вспомнила голодный Петроград и вздохнула: похоже, карточная система будет преследовать Европу весь несчастный двадцатый век.

Куда ни глянь, тесные улочки цвели мокрыми зонтиками. Спрятавшись под навесом магазинчика сувениров, читал газеты старый месье Сириль. Вокруг его шеи было обернуто лиловое кашне, скорее всего такое же древнее, как и он сам, потому что на складках шелк выцвел от времени, а ветхий край неровно торчал оборванной бахромой.

Туристов не было, и сувениры почти никто не покупал, разве что немцы, но месье продолжал упорно держать двери открытыми.

Фелицата Андреевна на секунду придержала шаг:

– Доброе утро, месье Сириль!

Сложив газету, тот грустно взглянул глазами мудрого льва и вздохнул:

– Конечно доброе, мадам Горн, ведь я увидел вас.

Урча мотором, вверх по холму взбирался черный «фольксваген», украшенный свастикой на заднем стекле. Две женщины остановились и недобро посмотрели вслед машине. Поймав взгляд Фелицаты Андреевны, одна женщина тайком сделала в сторону немцев неприличный жест.

Купив порошки и жидкость для дезинфекции ранок, Фелицата Андреевна внезапно решила зайти к Танюше в бутик, благо крюк небольшой, всего две улочки круто вверх. Надо бы предупредить, что дети заболели, но ситуация под контролем.

На повороте у маленького сквера капли с кроны каштана проиграли по зонтику тонкую, невесомую трель. Она остановилась перевести дух. Почему человек сразу угадывает, что кто-то смотрит ему в спину? Фелицата Андреевна почувствовала чужой взгляд по холодку, легко проскользнувшему по шее.

Стараясь не обращать внимания, она размеренным шагом двинулась дальше, но все же успела заметить невысокого мужчину с кепкой на голове и в потрепанной одежонке. «Этакий парижский воробышек», – сказала себе Фелицата Андреевна, следуя лексикону великосветской молодости. Но все же… где-то прежде она видела этого мужчину. Глубоко утонувшее воспоминание поднималось из памяти светлым пятном, обливая душу давней нежностью. С детства Фелицата Андреевна отличалась отменной памятью на лица, чем часто поражала окружающих. Она поименно помнила всех кучеров, горничных, поваров, едва взглянув, могла указать на человека, три года назад подававшего ей кофе, а тут как отшибло. Странно, очень странно, тем более что на сердце стало тепло и солнечно – значит, с этим невзрачным человечком связано нечто доброе. На ум сразу пришел незабвенный отец Игнатий. Его прихожанин? Здесь, во Франции? В волнении Фелицата Андреевна ускорила шаг, едва не влетев в бутик к Тане.

– Таня, я сейчас встретила мужчину, такого невысокого, очень скудно одетого. Не могу вспомнить, где я его видела?

Таня, сидевшая за изящным столиком эпохи барокко, оторвала голову от толстой амбарной книги и отложила перо: