Дом, где взрываются сердца

Несколько дней на раздумья… Внезапно Валдаева обожгло — какие к черту раздумья в его ситуации? Какие несколько дней? Он вдруг понял, что стремится этим визитом не столько трудоустроиться, сколько зацепиться за обыденность.

А зацепиться не удавалось. Обыденность ускользала. Вокруг была одна катастрофа.

Он направился к метро. И неожиданно окружающее стало для него куда четче. На него набросились звон и грохот улицы. Попав в толпу у входа в метро, он ощутил, что его душат закованные в костюмы, платья, куртки человеческие тела. А еще он стал болезненно различать запахи, резкие звуки. Валдаеву захотелось взвыть. Ему захотелось в тот его заветный бункер, о котором он мечтал, — в мир без людей, запахов и шума…

В расстроенных чувствах, выйдя из метро на своей станции и переходя улицу, он едва не угодил под поливальную машину. И удостоился от водителя таких матюгов, которые не слышал никогда в жизни.

— Харю бы тебе размолотить! — закончил тираду водитель и, малость успокоенный, покатил дальше.

Город с каждым днем все больше высасывал силы и здоровье, будто и не Москва это была, а чернобыльская зона. Предельно допустимые дозы разлада и страхов Валдаев, кажется, давно уже схватил. Город отравлял душу, терзал ее, как терзает тело радиация.

— Чего встал, чурбан! — заорала тетка с тележкой, и Валдаев как ошпаренный отскочил.

К дому он подошел измотанный. Голова кружилась.

У своего подъезда, совсем близко от желанной цели — железной двери своей квартиры, он услышал резкий, как выстрел, окрик:

— Стоять!

Он кинулся вперед. Ему хотелось одного — бежать. Исчезнуть. Припасть к земле или зарыться под нее.

Не успел.

Его сграбастали. Затолкали в машину.

— Больно, — прошипел Валдаев, скривившись от боли в руке.

— Переживешь, — оборвал грубый голос.

* * *

Кажется, Валдаев уже должен был привыкнуть к тому, что его постоянно заталкивают в машины, что ему все время угрожают, допрашивают, засовывают в камеры. Но привыкнуть к этому невозможно.

Долго гадать, кто его взял за шкирман в очередной раз — милиция или бандиты, не пришлось. Бежевый «Жигуль», в котором его везли, затормозил около райотдела милиции.

— Выходи, — его грубо выволокли из машины.

Наручники жали. Железо впилось в кожу. Почему они всегда так туго затягивают браслеты? Из принципа? Или от спешки? Или просто так?

— Давай, — один из сопровождавших пинком придал ему ускорение. — Майор заждался.

Ну конечно. Майор Кучер. Кто же еще?

Валдаева провели в хорошо знакомый просторный кабинет.

Майор был с тем самым долговязым оперативником, с которым приходил в последний раз.

— Ну все, Валдаев, — произнес угрожающе Кучер. — Терпение лопнуло. На этот раз ты спекся.

Его усадили на стул. И начался очередной допрос.

— Ты когда познакомился с Ломом? — спросил майор.

— С кем?

— Который донимал тебя насчет квартиры.

— Не так давно. Они окатили меня водой из-под колес в моем дворе.

— Ах из-под колес. Ну-ка, рассказывай.

Взялись за него крепко. Выдавливали по капельке каждую деталь. Сбивали с толку. Ловили на противоречиях, а противоречий, естественно, было немало, поскольку при разговоре в таком темпе по любой проблеме — будь то хоть погода, хоть положение в сельском хозяйстве, хоть причастность его к серии убийств — Валдаев начинал путаться и сбиваться. После каждого прокола молодой оперативник удовлетворенно хмыкал, всем своим видом показывая, что допрашиваемый сам себя разоблачает, от чего Валдаев терялся еще больше.

Его спрашивали о двух бандитах. Потом о сатанистке. Потом об Элле. Потом опять о бандитах. Потом требовали подробно, по часам, описать, как он провел последние дни. Заявления, что он сидел дома и смотрел телевизор, вызывали одобрительные ухмылки. Тогда его требовали подробно рассказать, что же показывали по телевизору. Естественно, так как он телевизор не столько смотрел, сколько сидел, в расстроенных чувствах уставившись куда-то мимо экрана, ничего путного он вспомнить не мог. Даже когда он действительно смотрел телеящик, он с трудом мог рассказать о потоке информации, которая льется из него. Но сказать, что он ничего не делал в это время, а копался в своих чувствах, — это означало вызвать новую радостную гримасу на лице молодого опера и видимое удовлетворение на лице майора.

— Так. Значит, вы легли спать, — майор Кучер посмотрел в свои записи. Писал он очень быстро, исписывая черной чернильной ручкой один за другим листы бумаги. — И сколько проспали?

— Четырнадцать часов.

— А не многовато?

— После таких мучений — в самый раз. Меня от стрессов в сон клонит… Я уже не могу, понимаете! — воскликнул Валдаев в отчаянии. — Вы хотите моей смерти?

— Всем бы лучше было, — буркнул молодой оперативник. И заработал уничижительный взор от Кучера.

— Я уже говорил вам, что у нас одно желание — разобраться в происходящем, — заметил майор.

— Ну так разбирайтесь. Зачем целенаправленно доканывать меня? — Валдаев провел дрожащей рукой по своей лысине. Ему было неудобно за слезы на глазах, но он вдруг подумал, что это им должно быть неудобно.

— Итак, еще раз. Опишите вашу последнюю встречу с Ломом, — потребовал майор.