Дом голосов

— До сих пор мы концентрировались на том, что с вами происходило до ночи пожара, теперь я бы хотел извлечь из вашей памяти то, что случилось потом.

Ханна воспротивилась.

— Но так мы отдалимся от воспоминания об убийстве Адо, — запротестовала она. — Какой в этом смысл?

Джербер подождал, пока она прикурит «Винни», и нанес очередной удар.

— С тех пор как мы вспомнили ту историю, вам не приходило в голову отыскать Азура? — спросил он.

Ханна потупила взгляд.

— Я ходила к нему вчера, — призналась она. — Сначала он не хотел встречаться со мной.

— И о чем вы говорили?

— Сперва обоим было неловко, мы не знали, что друг другу сказать. Но потом стали рассказывать о себе, как у каждого сложилась жизнь. У Азура теперь другое имя, как и у меня: его зовут Мартино, ему в апреле исполнился двадцать один год. Он работает на заводе кладовщиком. У него есть невеста, они скоро поженятся. Я видела фотографию: очень милая девушка.

— Что вы почувствовали, встретившись с ним?

Ханна задумалась.

— Даже не знаю… Обрадовалась, что у него все хорошо.

— Вы в детстве спасли ему жизнь. Вам это известно, правда?

Ханна стряхнула пепел в ту же самую поделку из пластилина. Похоже, ей не хотелось признаваться в том, что она сделала для малыша.

— Ради него вы нарушили первое правило ваших родителей, — продолжал Джербер. — «Доверять только маме и папе», — напомнил он как себе, так и ей.

Он уловил нерешительность во взгляде женщины. Перед лицом очевидности Ханна заколебалась.

— Как можно нарушить правило и оказаться правой? — спросил Пьетро. — Наверняка здесь что-то не так. Наверняка кто-то ошибался или лгал вам.

Худшее, что может открыть для себя всякий ребенок, — это то, что мама с папой не всегда правы. Осознавая, что и родители совершают ошибки, он понимает, что теперь немного более одинок перед коварными кознями мира.

Глаза пациентки повлажнели, стали печальными.

— Почему вы настаиваете? — дрожащим голосом спросила она.

— Ваши родители хотели защитить вас от чужих… Вам никогда не приходило в голову, что чужими могли быть именно они?

Между ними двоими наступило гнетущее молчание. Джербер видел, как «Винни» медленно догорает между пальцами Ханны и спирали дыма поднимаются к потолку.

— Иногда мы имеем в наличии все необходимое, чтобы докопаться до правды, только на самом деле не хотим ее знать, — заключил гипнотизер.

Это вроде бы убедило Ханну.

— Что вы хотите, чтобы я сделала?

— Я хочу, чтобы вы вернулись вместе со мной к тому, что случилось после того, как лиловая вдова пришла в больницу вас навестить…

Джербер завел метроном. Ханна Холл начала раскачиваться в кресле.

33

Мне дали надеть голубое платьице и розовые сапожки со звездочками. Такой обуви у меня никогда не было. Сапожки очень красивые, хотя хожу я еще не очень хорошо. Меня спросили, не хочу ли я подстричься, я ответила «нет, спасибо», ведь обычно меня стрижет мама, только она знает, как надо, чтобы мне понравилось. Мне объяснили, что я должна быть миленькой, потому что за мной приедут мои новые родители. Все твердят мне, что они едут издалека, все боятся, что я их разочарую. Не понимаю, как это возможно, если я даже не знаю их.

Никто не спросил, согласна ли я.

Комната холодная и слишком большая. Не люблю, когда столько пустого места. Уже какое-то время я сижу на страшно неудобном стуле, а за моей спиной стоит женщина, которая мне совсем несимпатична. Все время улыбается, повторяет, что все хорошо. Мы ждем, когда прибудут мои «новые родители», это с минуты на минуту случится. Я не хочу никаких новых родителей, мне по нраву те, которые у меня уже есть.

Дверь открывается, входит небольшая группа людей, которых я никогда не видела. Двое из них держатся за руки. Женщина и мужчина; увидев меня, они замедляют шаг. Они растеряны, и я их понимаю, потому что сама не знаю, как себя вести. Потом мужчина идет ко мне навстречу, ведет за собой женщину, та улыбается мне, но готова заплакать. Оба опускаются передо мной на колени, все это очень странно. Говорят на языке, которого я никогда раньше не слышала, кто-то за моей спиной повторяет, что они сказали, так я и понимаю их. Они хотят познакомиться, называют свои имена. Имена очень сложные. Упорно называют меня Ханной. А я ведь уже всем сказала, что мне это не нравится, что я хочу быть принцессой.

Но это, похоже, никого не интересует.

Синьора Холл хочет, чтобы я ее называла мамой. Говорит, однако, что с этим можно повременить, я сама решу, когда начинать это делать. Никто не спросил, хочу ли я этого. Мне нравятся ее светлые волосы, но одежда на ней какая-то блеклая. Она осыпает меня ласками, но у нее все время потные руки. Синьор Холл тоже блондин, но волосы у него растут только по краям. Он высокий, полноватый. Всегда веселый, и когда смеется, живот у него колышется вверх и вниз, а все лицо становится красным. К счастью, он не просит, чтобы я его называла папой.