Дом голосов

— Адо существовал. — Ханна встала и взяла сумку. — Он до сих пор погребен в сундуке, под кипарисом, возле дома голосов. Ждет, когда кто-нибудь придет забрать его.

И она направилась к двери, намереваясь уйти. Гипнотизер хотел бы ее остановить, что-нибудь ей сказать, но ничего не приходило в голову. На пороге женщина остановилась и обернулась к нему.

— Тайное слово вашего отца — это число, не так ли?

Под гнетом истины Пьетро Джербер всего лишь кивнул.

22 октября

— Ну же, Пьетро, смелей, вперед…

До тех пор он ни разу не входил в лес, насаженный отцом. Всегда останавливался на пороге, любуясь деревьями из папье-маше, их золотыми кронами и длинными лианами, соединявшими стволы. То было место для «особенных детей», всегда говорил синьор Балу. Это имя тоже было особенным, Пьетро не позволялось так называть отца.

— Зачем мы сюда пришли? — спросил он растерянно.

— Затем, что тебе сегодня исполнилось девять лет, — торжественно возгласил отец. — И я хочу сделать тебе подарок.

Но Пьетро как-то не верилось. Это скорее походило на наказание, хотя он пока не понимал, в чем оно заключалось. Может быть, дело в несъеденном мороженом и в той женщине, с которой он вел себя невоспитанно в прошлое воскресенье? У отца он боялся спросить, так что приготовился стоически принять любую кару, ему предназначенную.

— Подарок — сеанс гипноза, — несколько неожиданно заявил синьор Балу.

— Зачем это нужно?

— Я не могу тебе это объяснить, Пьетро, это слишком сложно. Но однажды ты сам поймешь, обещаю.

Он попробовал представить себе, что можно понять в какой-то далекий день, не поняв сейчас, но ничего не пришло на ум. Тогда он перешел к более практическому вопросу:

— А что, если я не проснусь?

Отец рассмеялся. Пьетро даже обиделся на него за это. Но синьор Балу потрепал его по волосам.

— Это волнует многих, все мои маленькие пациенты задают тот же самый вопрос. И знаешь, как я их успокаиваю?

Пьетро покачал головой, уже не чувствуя себя таким дураком.

— Говорю им, что загипнотизированный на самом деле может проснуться в любой момент, это зависит только от него. Поэтому, если что-то пойдет не так, тебе будет достаточно посчитать в обратном порядке, а потом открыть глаза.

— Ладно, — согласился Пьетро.

Отец взял его за руку, и они вошли под сень рукотворных деревьев. Находиться там было приятно. Отец предложил ему лечь на лужайку-палас, даже подложил мягкую подушку под голову. Потом пошел к проигрывателю, который стоял в углу на столике. Элегантными, скупыми движениями вытащил пластинку из обложки, поместил на диск, потом поднял рычаг, и игла автоматически опустилась на бороздку.

Песня «Простые радости» оживила лес голосами медведя Балу и Маугли.

Отец лег рядом. Они лежали бок о бок, навзничь, сложив руки на животе, и любовались небом в белых облачках и блестящих звездочках. Спокойные, безмятежные.

— Возможно, ты когда-нибудь меня за это возненавидишь, однако надеюсь, что нет, — сказал отец. — Дело в том, что мы с тобой одни на свете, а я не смогу жить вечно. Прости, что выбрал такой способ, но иначе у меня не хватило бы духу. И потом, так будет правильно.

Пьетро по-прежнему не понимал, но решил довериться отцу.

— Ну что, готов?

— Да, папа.

— Тогда закрой глаза…

35

Джербер вернулся в свой опустевший дом в середине дня. У него уже не получалось проводить сеансы с другими пациентами. Не хватало внутреннего покоя, чтобы их выслушать и исследовать психику под гипнозом. Поэтому он отменил все встречи.

С дикой головной болью прошел в спальню. Упал в подушки, не раздеваясь, даже не снимая башмаков, и закутался в плащ, поскольку почувствовал, что совсем замерз. Побочный эффект риталина. Лежал в позе зародыша, ожидая, когда пройдут раздирающие наплывы мигрени, волны, изнутри размеренно бьющие в стенки черепа. Едва приступ утих, как он погрузился в сон.

Перед ним завертелся калейдоскоп бурных сновидений. Он плавал в темной бездне, где обитали светящиеся рыбы, а кроме того, создания, не отбрасывающие тени, о которых рассказывал синьор Холл. Морские призраки, которые, приспосабливаясь к враждебной среде, сделались прозрачными.

Ханна была такая же. Всегда одевалась в черное, будто бы жизнь научила ее, что лучше оставаться невидимой.

В том море плавала и его мать, жена синьора Б. С той же застывшей улыбкой, что и на семейных фотографиях. Неподвижная, безразличная, будто восковая статуя. Пьетро называл ее мамой, но она не откликалась.

Никто не хочет по-настоящему услышать то, что хотят сказать дети. В ушах так и звучал грустный голос Ханны Холл. Тайное слово вашего отца — это число, не так ли?

Тут зазвонил мобильник, и Джербер открыл глаза.

— Куда ты пропал? — раздраженно осведомилась Бальди.

Чего ей от него нужно? Почему она бесится?

— Уже десять часов, а тебя нет, — нетерпеливо, с упреком продолжала судья.

— Уже десять? — переспросил он голосом, хриплым со сна.