Он обхватывает моё лицо, а мир вокруг нас всё продолжает расплываться и дрожать.
Я сосредотачиваюсь на его глазах, на чёрных точках в океане золота. Будет ли это последнее, что я увижу перед тем, как яд заберёт меня? Это очень красивые глаза, с длинными ресницами, сверкающие и добрые — иногда.
Как жестоко и как невероятно трагично. Зачем он напоминает мне о том, что я умираю?
Но затем он заканчивает свою мысль, и я понимаю, что он не просил меня прощаться с жизнью.
ГЛАВА 44
Звёзды темнеют, как и огни Люса, когда мы устремляемся вверх, в бушующий шторм.
Моё тело твердеет, и его охватывает такой сильный жар, что мне хочется использовать когти Лора, обхватившие мои конечности, чтобы проткнуть ими кожу.
Лор машет своими большими крыльями, взлетая всё выше, и хотя я силюсь оставаться в сознании, пылающая боль, исходящая от моей раны, забирает его у меня.
Я резко прихожу в себя, и мой крик заглушается чем-то мягким. Я решаю, что это подушка, но оно оказывается таким мокрым, что это может быть морская губка. Я пытаюсь развернуться, но всё, что мне удается сделать, это повернуть голову.
— Лор?
Мои мысли всё ещё затуманены, но мне хватает разума, чтобы задаться вопросом: почему я зову именно его? Потому что он последний человек, которого я видела?
Чьи-то пальцы проходятся по моим волосам.
— Я здесь, птичка. Рядом с тобой.
— Где…
Крик вырывается из моего горла, когда около двадцати лезвий вспарывают мою спину.
— Тише.
Его холодные пальцы продолжают ласкать мою пылающую голову.
Я крепко зажмуриваю глаза, и новая волна боли прокатывается по моему телу, огонь и лёд сталкиваются внутри моей плоти.
Что? Меня так ошарашивает его ответ, что я моментально забываю про боль, но затем она резко возвращается, и я сжимаю зубы и вцепляюсь пальцами в постельное белье.
Его голос одновременно жёсткий и мягкий, резкий и плавный.
Я фыркаю в подушку.
Неожиданно боль ослабляется, и моё сознание улетает прочь, точно у него вырастают крылья, и вот я уже лечу на вороне по ярко-голубому небу.
Я так хочу жить и путешествовать по миру.
И летать. О, как же мне хочется летать, и не в виде духа. Я добавляю это на случай, если Котёл слушает и собирается исполнить моё желание.
Пальцы замедляются. Останавливаются.
Мои вены неожиданно вспыхивают огнём, прервав ту небольшую передышку, и я падаю.
Но я падаю не одна. Кто-то падает вместе со мной, и хотя я не могу видеть лица этого человека, запах грозы окутывает меня вместе с ледяными всполохами его магии.
Я бы предпочла упасть с кем-то другим — практически с кем угодно — но у меня нет ни энергии, ни воли оттолкнуть этого непостижимого мужчину.
Я просыпаюсь от громких голосов.
Моя голова болит. Мышцы гудят. Вены горят. Мне больно везде.
Я чувствую себя так, словно меня привязали к извивающемуся змею, и теперь десятки фейри жгут меня своим фейским огнём, в то время как бешеные звери обедают моими внутренностями, а люди используют меня как мишень для дротиков.
— Ты сказал, что яд вышел! Прошло уже несколько дней! Несколько, мать твою, дней!
Лор.
— Яд вышел, Морргот. Я избавился от него.
Лазарус.
— Тогда почему у неё, мать твою, всё ещё идёт кровь?
Несмотря на то, что тьма пытается меня затянуть, я заставляю свои веки раскрыться. Рядом со мной на прикроватном столике мерцает свеча, капли воска текут по её кремовой ножке, точно слёзы.
Раздается стук в дверь, а затем голос Имоген, которая говорит что-то про Катола, а Лор кричит ей что-то в ответ про Дайю и Неббу.
Неужели моя мать там? Мои брови изгибаются, но от этого у меня начинает болеть голова, поэтому я их опускаю.
Тишина.