Моя нога соскальзывает, и я теряю равновесие, но, прежде чем я успеваю шлепнуться спиной в бассейн, он обхватывает меня за талию, и я приземляюсь на его крепкое бедро, которое я приняла за сидение.
Это кажется первый раз в моей жизни, когда меня ошарашивает не падение, а приземление. Мой пульс начинает колотиться о мои рёбра и шею, заставляя их отчаянно пульсировать и сотрясать всё моё тело.
Я начинаю ёрзать, чтобы слезть с его коленей, но Лор растопыривает пальцы и сжимает меня, не настолько сильно, чтобы оставить синяки, но достаточно сильно, чтобы я почувствовала себя рыбой, пойманной на приманку.
Чёрные точки в его глаза пульсируют так же сильно, как кровь в мои венах.
— Не двигайся.
Его хриплое рычание заставляет меня замереть и начать осматривать темноту в поисках угрозы. Поняв, что во влажном и теплом воздухе ничего не двигается кроме пара, я бормочу:
— Почему?
Его веки закрываются, ноздри начинают раздуваться. Если бы на нас вот-вот должны были напасть, он бы не стал закрывать глаза, а это значит…
Что-то проходится по задней части моего колена, и… о боги, неужели в этих бассейнах водятся угри? Вообще-то я не боюсь угрей, но я слышала, что они могут обездвижить взрослого мужчину одним взмахом хвоста. А я и так уже достаточно обездвижена.
Когда я снова чувствую, как он касается моей ноги, я вскрикиваю и погружаю руку в воду, чтобы отогнать его. Интересно, почему Лоркана совсем не смущает то, что кто-то плавает так близко от его…
Я застываю, когда моя ладонь касается…
Лоркан содрогается, и поскольку наши тела соединяются во многих местах, эта дрожь передается мне и заставляет меня начать сотрясаться так, словно я наполовину змей. Я выдёргиваю руку из воды, всё ещё чувствуя прикосновение его… его…
— Угря? — помогает мне Лор.
Моё лицо начинает гореть, и хотя его губы лишь слегка приподнимаются в улыбке, моё лицо становится совершенно хмурым.
— Прости меня, Фэллон… — большой палец, прижатый к нижней части моей грудной клетки, скользит по выпирающей кости, — но прошло больше пяти веков.
— С тех пор, как кто-то называл твой член угрём?
Хозяин воронов не просто улыбается; он начинает смеяться, и вибрации его смеха сотрясают меня от самого сердца до кончиков ресниц.
Я задерживаю дыхание, а затем резко выдыхаю.
— Лор, это…
Я обхватываю пальцы на своей талии и пытаюсь оторвать их от своей кожи, как вдруг его бедро сдвигается и… о, святая Мать воронов.
Он снова сдвигается, и тёплое покалывание в моём теле становится интенсивнее.
— Это… это…
Его мышцы сокращаются, затвердевают, становятся острее, а затем расслабляются, и снова сокращаются.
Святой Котёл…
— Тебе надо… — я закусываю губу, чтобы не начать тяжело дышать, — остановиться. Лор. Перестань.
— Почему? — его хриплый голос обдает мою челюсть.
Когда его лицо успело так сильно приблизиться к моему?
Он снова сдвигается подо мной, и у меня перед глазами всё становится белым, словно грот волшебный образом наполнился тысячью костров. Я с силой ударяю его в грудь ладонью, которая касалась… которая касалась той части его, которой не имела права касаться.
Он проводит ногой вдоль меня, словно ножом по точильному камню, и от этого прикосновения все мои мысли исчезают.
Его слова падают, точно галька в моей голове. Они проникают глубоко в меня, впечатавшись в самое нутро.
— Лор, — хрипло говорю я. — Это неправильно. Ты…
Не мой.
Его губы касаются моего подбородка снизу, а его рука ещё сильнее сжимает мою талию, придвигая меня ещё ближе, и его стальное бедро проходится по моей пульсирующей плоти. Где-то далеко у себя в голове я кричу той тряпичной кукле, в которую я превратилась, чтобы я перестала тереться о ногу этого мужчины.
Женатого мужчины, ни больше, ни меньше!
Клятвы многое значат для меня. Они должны что-то значить и для него тоже.
Если я кончу у него на коленях, я буду не лучше тех девочек в «Кубышке». Мурашки стыда пробегают по моей дрожащей спине.
— Лор, прекрати!
Он останавливается, но уже слишком поздно, потому что жёсткие волоски на его бедре проходятся по возбужденному бугорку, и наступает мой конец.
ГЛАВА 50
Я всхлипываю, когда кончаю. Из глаз начинают тихо капать слёзы, меня оглушает стыд. Он такой же оглушительный, как тот хлопок моего внезапного удовольствия. Я прикусываю нижнюю губу, чтобы не дать ей задрожать.
Что я наделала?
Мне противно.
Я противна самой себе.
— Прости, — хрипло произношу я, хотя это отчасти его вина.
Ведь если бы он не прижал меня к своим коленям…
Если бы он не начал двигать своей ногой…
— Фэллон, посмотри на меня.
Он убирает прядь волос с моей щеки и заводит её за ухо.