Дом Гуччи. Сенсационная история убийства, безумия, гламура и жадности

В то утро, вскоре после ухода Маурицио, пришла расстроенная Антониетта и спросила Паолу. Антониетта сказала, что явилась в офис Маурицио на встречу, но не смогла войти из-за собравшейся там толпы. Она сразу же бросилась к Паоле, чтобы сказать, что что-то не так. Паола накинула кое-какую одежду и побежала через улицу, проталкиваясь сквозь толпу журналистов, столпившихся у больших дверей.

– Я его жена! Я его жена! – задыхаясь, кричала она карабинерам, которые удерживали журналистов. Они пропустили ее. Как раз в тот момент, когда она собиралась войти в широкие деревянные двери, друг Маурицио, Карло Бруно, вышел из толпы и потащил ее прочь.

– Паола, – сказал он серьезно, – не ходи туда.

– Что-то с Маурицио? – спросила она.

– Да, – сказал он.

– Он ранен? Я хочу пойти к нему, – плакала она, прижимаясь к руке Бруно, когда они шли вдоль парка. Они дошли до пересечения Виа Палестро с Корсо Венеция.

– Уже ничего нельзя поделать, – тихо сказал он, когда она недоверчиво посмотрела на него. Через несколько часов Паола отправилась к Маурицио в городской морг.

– Он лежал на столе животом вниз, лицом в сторону, – рассказывала Паола. – У него была крошечная дырочка в виске, но в остальном он выглядел безупречно. Это было самое невероятное в нем – когда он путешествовал, когда он спал, он всегда был безупречен. Казалось, он никогда не морщинился и не выглядел помятым.

В тот же день миланский судья Ночерино допросил Паолу об убийстве, спросив, были ли у Маурицио враги.

– Единственное, что я могу вам сказать, это то, что осенью 1994 года Маурицио был обеспокоен, узнав от своего адвоката Франкини, что Патриция рассказала своему адвокату Аулетте о планах убить его, – без выражения сказала Паола. – Я помню, что после этих угроз Франкини казался более обеспокоенным, чем Маурицио, говоря ему, чтобы он каким-то образом защитил себя. Но Маурицио просто пропустил все это мимо ушей.

Ночерино скептически поднял темные брови:

– А вы, синьора, были каким-нибудь образом защищены? – спросил он.

– Нет, между нами не было подписано никаких бумаг, ни экономического соглашения, если вы это хотите знать, – сухо ответила оскорбленная Паола. – Наши отношения скреплялись только чувством.

Паола вернулась на Корсо Венеция и пыталась уснуть, когда Патриция позвонила в дверь и потребовала, чтобы она вставала, сказав, что им нужно обсудить важные юридические вопросы. Когда слуга сказал, что Паола отдыхает, Алессандра заплакала, спросив, может ли она, по крайней мере, взять на память об отце один из его кашемировых свитеров. Паола отказалась принять Патрицию, но велела слуге дать Алессандре свитер, который девушка приняла с благодарностью, зарывшись в него с головой, чтобы вдохнуть запах отца.

Паола позвонила Франкини, чтобы спросить, что ей делать, но ему было нечем ее утешить. Он сказал, что ей остается только отойти в сторону. Контракт, который Маурицио попросил его подготовить, все еще лежал в кабинете Франкини без подписи. У Паолы не было законных прав на поместье Маурицио, которое непосредственно наследовали его дочери. Ей следовало как можно скорее принять меры к выезду из квартиры на Корсо Венеция.

На следующее утро Патриция вернулась, но прежде прибыл судебный чиновник, чтобы опечатать дом на основании судебного решения об аресте имущества, поданного «наследниками Маурицио Гуччи» в 11 часов утра накануне. Паола в ужасе посмотрела на чиновника.

– Вчера, к одиннадцати утра, Маурицио Гуччи был мертв всего несколько часов, – запротестовала она.

Она убедила чиновника опечатать только одну комнату.

– Я живу здесь со своим сыном, – сказала она. – Как, по-вашему, мы можем собраться так быстро?

Патриция действовала быстро, но и Паола тоже – после разговора с Франкини она сделала несколько телефонных звонков, и к концу дня бригада грузчиков погрузила мебель, светильники, шторы, фарфор, столовые приборы и многое другое в три фургона, припаркованные перед Корсо Венеция, 38. На следующий день адвокаты Патриции приказали Паоле вернуть все, хотя в конце концов ей разрешили оставить вещи, которые, по ее словам, принадлежали ей, включая комплект зеленых шелковых штор из гостиной, которые Патриция горячо оспаривала.

– Я здесь как мать, а не как жена, – холодно сказала Патриция, когда на следующее утро ее ввели в гостиную дома 38 по Корсо Венеция. – Вы должны уехать как можно скорее, – объявила она. – Это был дом Маурицио, а теперь это дом его наследников, – сказала Патриция, оглядывая комнату. – Что именно ты собираешься взять с собой?

В понедельник, 3 апреля, в десять часов утра, черный «Мерседес» с гробом Маурицио Гуччи остановился на миланской площади Сан-Бабила перед церковью Сан-Карло, желтый фасад которой был прекрасно виден с террасы пентхауса Патриции. Четверо носильщиков отнесли гроб в церковь, где еще не было скорбящих. Лилиана, стоявшая снаружи со своим мужем, заглянула в церковь и увидела гроб, задрапированный серым бархатом с тремя большими венками из серых и белых цветов, одиноко стоящий перед алтарем. Она положила руку на плечо мужа.