И все же Маурицио был не вполне в ладу с собой. За несколько дней до свадьбы с Патрицией он наведался на исповедь в Дуомо – великолепный миланский собор четырнадцатого века. Он зашел в величественный полутемный неф и направился к одной из кабинок для исповеди около стены. Ему нравилось чувство конфиденциальности, нравилось быть одним из многих, слышать тихие голоса, легкое эхо шагов, видеть игру света в высоких витражах.
– Простите меня, падре, ибо я согрешил, – пробормотал он, встав на колени на невысокой обитой скамейке в исповедальне. Он опустил голову к сплетенным пальцам рук, стоя перед выцветшей бордовой шторкой. – Я нарушил одну из десяти заповедей: я ослушался отца своего. Я собираюсь жениться против его воли.
Базилика Санта-Мария-делла-Паче – здание четырнадцатого века из красного кирпича – стояла в зеленом внутреннем дворе прямо позади здания миланского суда, построенного в XX веке. По итальянской традиции Сильвана покрыла церковные скамейки бордовым бархатом и украсила букетами полевых цветов.
Свадьба Маурицио и Патриции была одним из самых значимых общественных событий года, однако ни один из родственников жениха на нее не явился. Семья Патриции, зная, что Родольфо против этого брака, не прислала ему приглашения. Рано утром того дня Родольфо позвал своего водителя Луиджи и под случайным предлогом распорядился отвезти его во Флоренцию.
– Казалось, будто весь город справляет эту свадьбу, – вспоминал Луиджи. – Родольфо ничего не оставалось, кроме как уехать.
Церковь была полна друзей и знакомых Патриции – Маурицио же пригласил только одного своего учителя и пару друзей по школе. Дядя Васко прислал ему серебряную вазу.
Патриция была уверена, что Родольфо придет.
– Не переживай, Мау, – утешала она жениха. – Все еще сложится. Подожди, пока не появятся внуки: вы с отцом непременно помиритесь.
И Патриция была права – однако она была не из тех, кто полагается на случай. Она заручилась поддержкой Альдо, который всегда стоял за семейный дух в бизнесе. Альдо приглядывал за Маурицио, и его впечатлила решимость племянника в противостоянии отцу. А еще он начинал осознавать, что никто из его сыновей не горит желанием ни переезжать с ним ради бизнеса в Соединенные Штаты, ни продолжать его дело: Роберто осел во Флоренции с женой Друзиллой и выводком детей, Джорджо обосновался в Риме и управлял там двумя бутиками, а Паоло работал на Васко во Флоренции.
В апреле 1971 года Альдо намекнул в интервью для «Нью-Йорк таймс», что ищет себе преемника, потому что его сыновьям хватает собственной работы в компании. Он сказал, что мог бы обучить молодого племянника, который как раз заканчивает колледж. «Может, пока он не нашел себе несимпатичную девицу и не заделался семьянином, – добавил он, – стоит предложить ему задачу стать моим преемником». Для Маурицио это было явным намеком.
Альдо решил поговорить с Родольфо.
– Родольфо, тебе уже за шестьдесят, и Маурицио – твой единственный сын. Он твоя настоящая ценность. Пойми, Патриция не такая уж и плохая девушка, и я уверен, что она всерьез его любит.
Он поглядел на брата: тот замкнулся и смотрел в ответ упрямо. Альдо понял, что добиться перемирия будет непросто.
– Фоффо! – резко сказал он. – Не глупи! Если ты не вернешь Маурицио обратно в круг семьи, то поверь мне: ты просто закончишь свои дни одиноким и несчастным человеком.
С тех пор как Маурицио ушел из дома, прошло два года. Тем вечером он вернулся домой ужинать в уютную мансардную квартирку в центре Милана, на Виа Дурини, которую им подарил Реджани. Патриция встретила его загадочной улыбкой.
– У меня для тебя хорошие новости, – сказала она. – Твой отец хочет завтра с тобой увидеться.
Маурицио был изумлен и счастлив.
– Благодари своего дядю Альдо… ну и меня тоже. – И Патриция кинулась к нему в объятия.
На следующий день Маурицио направился за несколько кварталов в офис отца над магазином «Гуччи». Он беспокоился, не зная, что они скажут друг другу, – но беспокоился зря. Отец тепло поприветствовал его с порога, как будто между ними ничего не произошло: так, как было заведено у Гуччи.
–
Они оба не стали упоминать ни о размолвке, ни о свадьбе. Родольфо спросил о Патриции.
– Не хотели бы вы с Патрицией жить в Нью-Йорке?
У Маурицио загорелись глаза.
– Ваш дядя Альдо хотел бы пригласить вас к себе и попросил помочь, – добавил Родольфо.