– Этот дом напоминал портовый город, – вспоминала Сильвана. – Нандо приносил домой фокаччу, я делала целые подносы маленьких сэндвичей – и через пару часов не оставалось ни крошки!
Но в те выходные Патриции было все равно, сколько народа соберется в доме, ведь ее волновал лишь один человек: тот, кто не пришел. Она позвонила Маурицио домой и спросила, не случилось ли что-нибудь. К ее удивлению, он сам подошел к телефону.
– Я сказал отцу, что хочу приехать к тебе, и он меня не отпустил, – робко сказал Маурицио.
Патрицию изумила и возмутила эта покорность:
– Ты же взрослый мужчина! Тебе на все нужно спрашивать разрешения? Мы ведь любим друг друга, а тебе вдруг запрещено приехать ко мне искупаться? Может, просто приедешь на один день?
В воскресенье Маурицио, наконец, приехал. Он пообещал отцу, что вернется к вечеру, но за ужином Патриция уговорила его остаться на ночь. Когда Родольфо понял, что сын не собирается домой, он позвонил сам. Трубку взяла Сильвана, и Родольфо обрушился на нее, требуя позвать к телефону отца Патриции. Когда Фернандо Реджани подошел к телефону, отец Маурицио прорычал:
– Я не в восторге от того, что происходит между моим сыном и вашей дочерью. Она отвлекает Маурицио от учебы.
Реджани попытался успокоить Родольфо, но тот перебил его.
–
Фернандо Реджани был не тем, кто способен проглотить обиду, а обвинение Родольфо глубоко его задело.
– Вы слишком грубы! Будто вы не знаете, что не у вас одного в мире есть деньги, – возразил он. – Моя дочь может видеться с кем пожелает. Я доверяю ей и ее чувствам, и если она хочет встречаться хоть с Маурицио Гуччи, хоть с кем угодно еще, то она вправе это делать! – прокричал он и бросил трубку.
Маурицио, который слышал весь этот разговор, пришел в ужас. Тем вечером Патриция увела его танцевать на пляж, но он никак не мог расслабиться, а наутро уехал с рассветом и направился в Милан. В тревожном ожидании он открыл массивную деревянную дверь в кабинет отца. Родольфо тяжело глянул на сына из-за своего антикварного деревянного стола и произнес те слова, из-за которых сын и ушел из дома.
Меньше чем через час Маурицио поставил большой чемодан с красно-зелеными фирменными полосками на порог дома Патриции на Виа дель Джардини и позвонил в дверь. Когда Патриция открыла ему, ее изумило увиденное: и тяжелый чемодан на пороге, и печальные голубые глаза возлюбленного.
– Я все потерял! – воскликнул Маурицио. – Мой отец сошел с ума. Он лишил меня наследства, он оскорбил нас обоих: я даже не могу передать тебе, что он мне сказал.
Патриция молча обняла его, погладила по затылку. А затем обвила руками его шею и улыбнулась в глаза.
– Мы с тобой как Ромео и Джульетта, а наши семьи – как Монтекки и Капулетти, – сказала она и сжала его руку, чтобы успокоить дрожь, а затем нежно поцеловала.
– Что же мне теперь делать, Патриция? – пожаловался Маурицио, чуть не плача. – У меня за душой ни цента!
Патриция взглянула на него серьезнее.
– Заходи, – сказала она и потянула его за руку в гостиную. – Отец скоро вернется домой. Ты ему нравишься. Нам надо с ним поговорить.
Фернандо принял дочь и молодого Гуччи в своем кабинете – простой, но изящно обставленной комнате с книжными полками, антикварным письменным столом из дерева, двумя маленькими креслами и диваном. Несмотря на то, как Фернандо разозлили оскорбления Родольфо, Маурицио ему в самом деле нравился.
–
Внимательно выслушав Маурицио, Фернандо расспросил его о ссоре с Родольфо. Он верил словам юноши – и в том, что касалось размолвки, и насчет чувств к Патриции. Ему было жаль Маурицио.
– Я дам тебе работу и впущу тебя в свой дом, – наконец сказал он, тщательно подбирая слова, – при условии, что ты окончишь учебу и что вы с моей дочерью будете держаться друг от друга подальше. Я не потерплю никаких глупостей под своей крышей, и, если они начнутся – наш договор расторгнут.
Фернандо строго взглянул на юношу. Тот молча кивнул.
– Что же касается свадьбы – об этом мы еще поговорим: во-первых, я до сих пор зол из-за того, как со мной обошелся твой отец, а во-вторых, я хочу быть уверен, что вы оба настроены серьезно. Этим летом мы с Патрицией уедем в долгое путешествие, и если ты все еще будешь влюблен, когда мы вернемся, тогда мы подумаем.