Дом и корабль

…«При случае? При каком это случае? Вы разве собираетесь туда пойти, Дмитрий Дмитрич?»

По пути к корме Туровцев прошел, не задерживаясь, четвертый отсек, пустой и холодный, с поднятыми коечными сетками, пахнущий покинутым жильем, рванул стальную дверь пятого и невольно скорчил гримасу.

Оба дизеля работали на полную мощность, наполняя тесный отсек грохотом. Сквозь величественный рев воздуходувок и оглушительно жесткое цоканье клапанов Митя расслышал: «Здравия желаю, товарищ лейтенант». Осмотревшись, он увидел Тулякова. От его улыбки повеяло таким спокойным доброжелательством, что Мите не захотелось уходить. Он кивнул и показал на уши. Старшина понял и тихонько пропел: «Конобе-ёв…»

Оказалось, что между правым дизелем и ребристым корпусом лодки скрывается здоровенный моторист. По-видимому, он расслышал не только свою фамилию, но и интонацию - оба дизеля остановились одновременно, как по команде. От наступившей тишины у Туровцева заломило в ушах.

- Как дела, Туляков?

- Все нормально, товарищ лейтенант. Вот дизеля пускаем.

- На зарядку? - спросил Туровцев тоном знатока.

- Никак нет, с медицинской целью. Прослушиваем на разных режимах. Желаете?

- Давайте.

- Конобе-ёв…

Правый дизель взвыл, загремели клапана. Туляков нагнулся и приложил ухо к кожуху мотора.

- Вот, - сказал Туляков. Он обращался к Туровцеву, как лечащий врач к приглашенному на консилиум профессору. - Вот, пожалуйста.

Митя тоже приложил ухо к кожуху, но решительно ничего не услышал. На всякий случай он глубокомысленно кашлянул и сделал озабоченное лицо. Это вполне удовлетворило Тулякова, он мигнул Конобееву, и дизель затих.

- Поршневые кольца надо менять. Втулочки, обратно, менять. Сальники тоже пропускают. - Старшина похлопал дизель по станине, как лошадь по крупу. - Переборка нам нужна. Полная переборочка.

- А что, поизносились?

- По идее, большого износа быть не должно, машины добрые, недавно из среднего. Ну, конечно, - Туляков придвинулся и понизил голос, как будто речь шла о семейной тайне, - последние дни у нас все было под метелочку: соляр, смазка, вот ходовые части и греются. Главное же дело - бомбежка.

- Что бомбежка? - не понял Митя.

- Хуже нет для дизелей. Возьмите, к примеру, такой факт. В Данцигской бухте побомбила нас авиация. Ночью всплываем на зарядку батарей, я сразу замечаю: левый шалит, снижает обороты, стуки, нагрев, то да се… Или такая картина - наваливаются на нас в тумане катеришки, Борис Петрович командует полный вперед. Ну и запускаешь холодный двигатель сразу на большие обороты, обстановка такая, что, даю вам слово, маслом прокачать - и то нет возможности. А в результате?

Такой рассказ о боевом походе Туровцев слышал впервые. Туляков помнил поход памятью моториста, он повествовал о тяжких испытаниях, которым подвергались дизеля, совершенно забывая при этом о собственных.

«Свинство, - подумал Митя. - Я до сих пор ничего толком не знаю о походе. Ни с кем не поговорил, даже не прочитал документов…»

- Не слыхали, товарищ лейтенант? - спросил вдруг Туляков. - Говорят, за границей на подводных лодках две команды.

- Как две? - Туровцеву показалось, что он недослышал.

- Две команды - бортовая и береговая. Бортовая, стало быть, плавает, воюет, а как пришли на базу - точка. Сходит на берег, а заступает береговая. Ремонт, покраска, это уж ее забота, бортовая только отдыхает.

Нечто подобное Митя слышал, но никогда не задумывался, хорошо это или плохо.

- По идее, оно будто подходяще. Как, товарищ лейтенант?

Митя пожал плечами.

- Не знаю, - протянул он. - Тут еще надо подумать.

Он и не подозревал, что этим ответом завоевал сердце старшины. Туляков заулыбался:

- Вот именно, подумать. Вопрос будто и простой, а… - Он не докончил фразу, изобразив степень сложности вопроса губами и пальцами. - Так что разрешите вам напомнить.

До шестого отсека Митя так и не добрался. Прибежал с «Онеги» Каюров и сообщил, что Ходунов требует срочно освободить штатную каюту.

- Вот что: перебирайтесь-ка вы ко мне, - сказал Каюров, когда они поднялись на «Онегу», - отдельной каюты вам все равно не дадут, а я из уважения к начальству уступлю тебе нижнее место. Доктор со мной жить не хочет, потому что я курю, а он только что бросил и сейчас опаснее тигра. Как сожитель я имею ряд неоценимых достоинств: не храплю, не хвастаюсь любовными победами и не рассказываю старых анекдотов. Идет?

Все это было сказано так весело и дружелюбно, что Мите сразу же захотелось согласиться. Однако для поддержания своего достоинства он ответил, что хочет сперва выяснить обстановку, ну и - само собой - посмотреть, что за каюта.

Обстановка выяснилась быстро - Ходунов не пожелал даже разговаривать об отдельной каюте для лейтенанта Туровцева. Каюровская каюта Мите понравилась: небольшая, зато теплая, дверь в дверь с машинным отделением. Книг и фотографий у Каюрова оказалось даже больше, чем у Горбунова, и Мите стало неловко: при весьма высоком мнении о собственной интеллигентности, у лейтенанта Туровцева не было никаких книг, не было даже карточки отца с матерью.