Дом и мир

— Совершенно ни к чему дарить индийские ткани тем, у кого мы отобрали иностранный товар, — сказал я.— Наказаны должны быть они, а не мы. Л если они станут подавать на нас в суд, мы будем поджигать их амбары. Не стоит жалеть их. Ну, ну, Омулло, чему ты удивляешься? Меня тоже совсем не радует перспектива такой иллюминации. Но не забывай, что это война. Если ты боишься причинить кому-либо горе, будь добреньким, бейся головой о стену и кричи: «Не надо!» Для нашего дела такое настроение не подходит. Что же касается иноземных теплых тканей, то, как бы трудно ни было, нельзя соглашаться снять с них запрет. Я ни за что не пойду на компромисс. Когда не было цветных английских шалей, крестьяне заворачивались с головой в домотканые и прекрасно обходились, пусть и теперь делают так. Я знаю, что это им не понравится, но сейчас не время считаться с чьими-то желаниями.

Всякими правдами и неправдами нам удалось привлечь на свою сторону большинство лодочников, которые перевозят товары на базар. Однако самый влиятельный из них, Мирджан, никак не поддавался на уговоры. Тогда я спросил нашего агента, здешнего управляющего, не возьмется ли он потопить его лодку.

— Отчего не взяться? Возьмусь, — ответил тот. — Но не пришлось бы мне ответить за это?

— Нужно сделать все это половчее, чтобы не попасться. Ну, а если попадешься, то отвечу за все я, — сказал я.

И вот как-то раз в базарный день Мирджан оставил свою лодку у пристани, а сам отправился на рынок. Гребцов поблизости тоже не было: управляющий заманил их на какое-то представление. Под вечер он нагрузил лодку всяким хламом, сделал в днище пробоину и пустил ее по течению. Она затонула на середине реки.

Мирджан прекрасно все понял. Он явился ко мне и, сложив с мольбой руки, сказал:

— Господин, я был неправ, я не понял...

— Как же ты теперь все так хорошо понял? — с из. девкой спросил я.

Оставив мой вопрос без ответа, он продолжал:

Господин, лодка стоила около двух тысяч рупий. Я сознаю теперь свою ошибку. Если вы простите меня на этот раз, я никогда... — И он повалился мне в ноги.

Я предложил ему зайти ко мне дней через десять. Стоит дать Мирджану две тысячи рупий, и его можно будет прибрать к рукам. А он как раз тот человек, который может оказаться очень полезным. Нам нужно иметь в своем распоряжении солидную сумму денег, иначе мы ничего не добьемся.

Как только Бимола вошла в тот вечер в гостиную, я поднялся с кресла и сказал:

— Царица, время настало, и медлить нельзя, успех обеспечен, но нам необходимы деньги.

— Деньги? Сколько денег? — спросила Бимола.

— Не очень много, но любым путем мы должны достать их.

— Но скажите сколько, — настаивала Бимола.

— В настоящий момент всего-навсего пятьдесят тысяч рупий.

Услыхав о такой сумме, Бимола внутренне содрогнулась, но постаралась не подать виду. Могла ли она снова признаться в своем бессилии?

— Царица, вы одна, кажется, способны сделать невозможное возможным, — сказал я. — Вы это доказали уже не раз. Вы бы поняли свою силу, если бы я мог показать вам, как много вы сделали. Но время для этого еще не пришло. Оно придет, а пока нам нужны деньги.

— Я дам их вам, — последовал ответ.

Я понял: Бимола решила продать свои драгоценности, поэтому я сказал:

— Но ваши драгоценности должны оставаться нетронутыми: неизвестно, что еще ждет нас впереди.

Бимола растерянно смотрела на меня, не понимая.

— Вам придется взять деньги из сейфа мужа.

Бимола растерялась еще больше. Через некоторое время она сказала:

— Как же я могу взять его деньги?

— Разве его деньги не ваши?

— Нет, не мои, — ответила она. Было очевидно, что мой вопрос уязвил ее гордость.

— Но если так смотреть, то они и не его. Эти деньги принадлежат родине, в трудную для нее минуту Никхил не должен их утаивать.

— Но как же мне их взять? — повторила она.

— Как угодно. Вам лучше знать, как это сделать. Вы должны взять их для той, кому они принадлежат по праву. «Банде Матарам!» «Банде Матарам!» Этой мантрой вы откроете сегодня дверцу его стального сейфа, раздвинете стены его сокровищницы. И пусть устыдятся те, чьи сердца не откликнутся на этот великий зов. Скажите «Банде Матарам», Царица!

— Банде Матарам!

Мы — мужчины, мы — владыки, нам полагается собирать дань. Явившись на землю, мы немедленно стали расхищать ее богатства. И чем больше мы требовали, тем покорнее она отдавала их. От начала времен мы собираем плоды, рубим деревья, вскапываем землю, убиваем зверей, ловим птиц и рыбу. Мы без разбора берем все и отовсюду: со дна океана, из земных недр, из самых когтей смерти. Такова мужская природа. Мы не пощадили пи одного сундука в кладовой всевышнего.

Земле доставляет величайшее наслаждение выполнять требования людей. Непрерывно отдавая им свои богатства, она сама становится плодородней, обильней, прекрасней. Если бы не это, она покрылась бы джунглями и так никогда и не познала бы себя; двери ее сердца остались бы закрытыми, ее алмазы никогда не увидели бы света дня, и жемчуга никогда не сверкали бы на солнце.