Дом и мир

— В период мусульманского владычества и маратхи и сикхи с оружием в руках стремились одержать победу. Бенгальцы же удовлетворились тем, что вложили оружие в руки своей богини, читали мантры и молили о победе. Но родина не богиня, и единственным результатом их молений были отсеченные головы жертвенных коз и буйволов. Когда наши поиски правильного пути к счастью увенчаются успехом, тот, кто выше нашей родины, ниспошлет нам истинные блага.

Вся беда в том, что, когда слова Никхила записываешь на бумагу, они звучат хорошо. Мои же речи — не для бумаги, они должны быть выжжены каленым железом на груди родины не как «Руководство по земледелию», напечатанное типографской краской на бумаге, а как воля крестьян, которую они вычерчивают лемехом плуга, глубоко врезая его в землю.

Встретившись с Бимолой в следующий раз, я сразу же взял в разговоре высокий тон.

— Разве могли бы мы всем сердцем верить в бога, для прославления которого рождаемся на свет вот уже тысячи веков, если бы своими глазами не убедились в его существовании.

— Сколько раз я говорил вам, — продолжал я, — что, не встретив вас, я никогда не смог бы увидеть свою родину как нечто целое. Не знаю, в состоянии ли вы правильно меня понять, но ведь все дело в том, что боги остаются невидимыми лишь на небесах, на земле их могут увидеть все смертные.

Бимола как-то особенно взглянула на меня и серьезно ответила:

— Я очень хорошо вас понимаю, Шондип.

Это было первый раз, когда она назвала меня просто Шондипом.

— Арджуна всегда знал Кришну лишь как своего возницу, но Кришна мог явиться вселенной и в другом облике. В тот день, когда Арджуна увидел Кришну в этом новом образе, он познал истину[40].

Для меня вы являетесь законченным воплощением родины. Семь рукавов Ганги и Брахмапутры образуют ожерелье на вашей шее. Не насурмленные ресницы, обрамляющие ваши черные глаза, вижу я — мне чудится полоса леса, окаймляющая далекий берег за темной рекой, переливчатый блеск вашего яркого сари напоминает мне игру света и теней над волнующимися нивами, а жестокое сияние вашей красоты не что иное, как знойное летнее солнце, которое испепеляет все вокруг, заставляет замереть в тяжелой истоме даже небо, похожее в этот момент на льва, изнывающего от жары в пустыне. И раз уж богиня снизошла до того, что явилась мне, своему верному почитателю, в таком чудесном образе, значит, я избран призвать всю страну к поклонению ей, ибо только тогда наша родина обретет новую жизнь. «Твой образ мы воздвигнем в каждом храме!» Но всего этого народ еще не осознал. И потому я сначала объединю весь народ вашим именем, а потом покажу ему богиню, плод своих рук, от которой не сможет отвернуться в неверии никто. О, благослови меня! Дай мне сил совершить это!

Бимола слушала, опустив веки. Она застыла, словно каменное изваяние. Если бы я продолжал, она потеряла бы сознание. Через несколько мгновений она раскрыла глаза и, устремив в пространство остановившийся взгляд, начала шептать:

— О путник, несущий гибель, никто не в силах помешать тебе идти по избранному тобою пути. Разве есть силы, способные сдержать бурный поток твоих желаний? Монарх сложит свою корону к твоим ногам, богач распахнет перед тобой двери своих сокровищниц, а нищий будет молить, чтобы ты позволил ему узреть тебя. Границы добра и зла исчезнут. О мой властелин, божество мое! Не знаю, что ты увидел во мне, я же всем сердцем увидела твое величие. Что я такое, кто я рядом с тобой! О, ужас! Как страшна сила, несущая гибель. Я все равно никогда не познаю истинной жизни, пока она не поразит меня. Я не могу больше терпеть, моя грудь разрывается!

Бимола соскользнула с кресла и упала к моим ногам. Затем последовал неудержимый поток рыданий.

Вот он гипнотизм — чудесная сила, обладая которой можно покорить мир. Никаких средств, никакого оружия, одно только неотразимое внушение. Кто сказал: «Да победит истина»?! Победит ложь! Бенгальцы это поняли, потому-то они и почитают десятирукую богиню, восседающую на льве[41]. Теперь бенгальцы должны создать новую богиню, которая очарует и покорит весь мир. «Банде Матарам!»

Я осторожно поднял Бимолу и усадил в кресло. Прежде чем у нее после возбуждения наступила реакция, я сказал:

— Царица, я получил приказание свыше зажечь в Бенгалии огонь поклонения нашей святой Родине-Матери. Но что я могу сделать — ведь я беден!

Все еще с пылающими щеками и затуманенными глазами Бимола сказала прерывающимся голосом:

— Вы бедны?! Вам принадлежит все, что есть у каждого из нас. Для чего полны мои шкатулки? Возьмите все мои драгоценные камни и золото, раз вам нужно! Мне ничего не надо.

Бимола и раньше хотела отдать мне свои украшения. Я редко перед чем-нибудь останавливаюсь, но здесь я почувствовал границу, перешагнуть которую я не в состоянии. Я знаю, откуда эти колебания: мужчина должен дарить женщине украшения, отбирать их у нее — оскорбительно для его мужского самолюбия.