Однако сейчас я должен забыть об этом. Я беру не для себя. Речь идет о Матери-Родине, это дань поклонения, которая будет принесена на ее алтарь. Торжество должно быть обставлено с невиданной в нашей стране пышностью, нужно, чтобы оно навсегда осталось в истории новой Бенгалии. Это будет мой ни с чем не сравнимый дар народу! Глупцы поклоняются богам, а создает этих богов Шондип! Но до этого еще далеко! Теперь же надо добывать средства. Нам нужно достать хотя бы три тысячи — пять тысяч устроили бы нас окончательно. Но как заговорить о деньгах после того, как мы только что парили в небесах? Однако времени терять нельзя.
Я подавил все колебания. В мгновение ока я был на ногах.
— Царица, — сказал я твердым голосом, — сокровищница наша пуста, мы не сможем продолжать начатое дело.
По лицу Бимолы скользнула тень страдания. «Она думает, что я снова буду просить пятьдесят тысяч», — мелькнуло у меня в голове. Мысль о них, наверно, камнем лежит у нее на сердце. Наверно, она не одну ночь провела без сна, ища и не находя выхода. Бимола не может открыто принести к моим ногам свое сердце, и потому ей хочется, принеся мне в дар такую огромную — для нее — сумму денег, дать выход своему затаенному чувству. Но она не находит пути для выполнения своего желания и мучится. Ее страдания заставляют больно сжиматься мое сердце, ведь теперь она целиком моя. Зачем же терзать бедняжку? Я должен беречь и хранить ее.
— Царица, — продолжал я, — у нас сейчас нет особой нужды в пятидесяти тысячах рупий. Я подсчитал и думаю, что пока хватит пяти и даже трех тысяч!
Бимола облегченно вздохнула.
— Я принесу вам пять тысяч, — словно пропела она, и в ее голосе послышался отзвук песни Радхи:
Та же мелодия, та же песня, те же самые слова: «Я принесу тебе пять тысяч!» — «Посмотри, любимый, на цветок, что приколот к волосам моим». У свирели очень узкие скважины, и поэтому мелодия ее так тонка и проникновенна. Сломай я, мучимый алчностью, эту свирель, и музыка умолкнет вовсе, а я услышу совсем другую песню: «Зачем тебе столько денег? Где я, женщина, достану такую сумму?» и т. д. Что очень мало напоминало бы песнь Радхи. Поэтому я утверждаю: одна иллюзия реальна, она и есть сладкозвучная свирель, тогда как истина всего лишь немая пустота внутри этой свирели.
За последнее время с этим чувством окончательной пустоты пришлось познакомиться и Никхилу — я вижу это по его лицу. Даже мне тяжело смотреть па него. Но ведь Никхил сам всегда бравировал жаждой истины. Я же упорно настаивал, что дорожу только иллюзией. Каждый получил то, что хотел. Так что жаловаться не на что.
Желая удержать Бимолу в заоблачных высотах, я прекратил разговор о пяти тысячах рупий и принялся рассуждать о торжестве, которое мы устроим в честь Дурги. Где и когда оно состоится? В Руимари, в одном из поместий Никхила, в середине декабря отмечают мусульманский праздник, и туда стекаются сотни тысяч богомольцев. Конечно, хорошо было бы устроить торжество именно там. Бимола вся так и загорелась. Это ведь не сжигание иностранных тканей, думала она, и не поджог жилищ. Никхил ничего не будет иметь против этого. В душе я смеялся: как мало они знают друг друга, несмотря на прожитые бок о бок девять лет! В рамках домашней жизни они еще кое-как понимали друг друга, когда же речь заходит о жизни за пределами их дома, они совершенно теряются. В течение девяти лет они тешились мыслью, что полная гармония существует между их домом и внешним миром. Им приходится расплачиваться сейчас за свое заблуждение, потому что наверстать упущенное и установить гармонию теперь уже невозможно.
Ну что ж, пусть на горьком опыте познают свои ошибки те, кто делает их! Меня это очень мало трогает. Пока что мне порядком надоело заставлять Бимолу парить в небесах, подобно воздушному шару на привязи; дело нужно довести до конца.
Когда Бимола встала и направилась к двери, я как бы вскользь бросил:
— Итак, относительно денег...
— В конце месяца, когда я получу деньги на личные расходы, — обернувшись, ответила Бимола.
— Боюсь, что будет слишком поздно.
— Когда же вы хотели бы получить их?
— Завтра.
— Хорошо, я принесу их завтра.
РАССКАЗ НИКXИЛЕША
В газетах стали появляться заметки и письма, направленные против меня. Я слышал о готовящихся на меня пасквилях и карикатурах. Забил фонтан остроумия, брызги лжи разлетаются повсюду и заставляют покатываться от смеха всю страну. Газетчики знают, что им принадлежит исключительное право окатывать грязью, ни в чем не повинному прохожему трудно рассчитывать сохранить в чистоте свое платье.