Дом изгнанников (СИ)

  Надо ли говорить, что после такого комплимента мне еще больше захотелось вернуться в мое старое доброе, в смысле молодое и такое, оказывается, удобное тело.

  - Ты знаешь, - погрустнел вдруг мой кот.

  Обычно после слов "ты знаешь" произносится что-то сокровенное или глупое или глупое и сокровенное одновременно, как в этот раз.

  - Ты знаешь, мне сейчас немного жаль, что я не пришел на свет человеком. Особью мужского пола, - уточнил Кот, и я сразу поняла, куда он клонит, но сделала вид, что не догадалась, потому что, признаться, немного смутилась.

  - Тогда мы бы встретились, полюбили друг друга, и у нас были бы красивые, умные и ловкие дети, - задумчиво продолжал Кот. - Свесив ноги с крыши, мы смотрели бы по ночам на луну и читали друг другу стихи французских поэтов.

  И кот продекламировал отрывок из Мишеля Дега о женщине с прекрасным телом и душой, живущей в гармонии с миром.

  Фонари начали гаснуть один за другим, как будто лопались сверкающие мыльные пузыри.

  - Что случилось? - спросила я.

  - Утро, - ответил кот.

  Электрический свет уступал рассвету его законное место.

  Рядом с нами тихо села птичка (неслыханная дерзость, да). Впрочем, птичка была очень красивая - разноцветная, как весенний павлин, но маленькая, как воробушек.

  Вероятно, она была и невероятно вкусная, но проверить, так ли это, мне не пришлось. Но инстинкт охотницы никто не отменял. Мой хребет невольно изогнулся, и правая лапа приподнялась, а когти вытянулись и даже, кажется, немного заострились.

  - Здесь не принято, - полушепотом промурлыкал Бетховен мне на ушко, и мне показалось, в его голосе и взгляде сквозило какое-то сожаление. Все-таки мы, коты, наполовину телесные сущности, особенно в марте.

  Ощутив безнаказанность в полной мере, красивая, но вредная птичка пододвинулась еще ближе, так что мы с ней уже почти соприкасалась хвостами, и, кажется, нарочно поддразнивала меня. По-моему глубокому убеждению, птицы, даже такие красивые, должны уважать кошек, поэтому я зашипела на нее, как змея.

  Нахалка отпрыгнула в сторону и оттуда, усевшись на край крыши, (совсем уже неслыханная дерзость!) показала мне хвост.

  - Я тебе покажу! Я тебя проучу! - я летела в прыжке, как петарда в новогоднюю ночь, и поняла, что не рассчитала точку приземления, только когда, перемахнув через карниз, неизбежно приближалась к земле, истошно крича "мяу" и погрузилась с непроглядную темноту.

  Мысли мои погасли на какое-то мгновение, как утром фонари, и вдруг одна из них зашевелилась довольно бодро. Это была мысль "кошки приземляются на лапы" и я рефлекторно пошевелила всеми четырьмя лапами сразу. Ощущения были какими-то странными. Мое ловкое и гибкое кошачье тело стало вдруг каким-то неуклюжим. Я открыла глаза и увидела себя со стороны... или я это уже не я, а снова кошка, то есть я это снова я, а кошка это снова кошка, - мысли уже не просто бодро шевелились, а метались, натыкаясь друг на друга.

  - Всего лишь восемь жизней осталось, - сокрушалась Кошка надо мной.

  - Какие глупости, Лапочка, - возражал ей Кот. - Кошки бессмертны. Бессмертны. Я знаю кота-экстримала, который уже сменил больше сорока шкур и не собирается на этом останавливаться.

  Довод лохматого друга обнадеживающе подействовал на Лапочку и, успокоившись немного, она принялась показательно умываться, всем своим видом демонстрируя, как она недовольна тем, что кое-кто потрепал ее шубку.

  Кстати, и у меня были обломаны все ногти, как будто кто-то точил их, как какие-нибудь когти, о новую мебель.

  - Чувствовало мое сердце, и точно! - отчитывала кошка кота.

  - А где же мои друзья? - спросила я Лапочку, которая, скорее всего, прилетела сюда вместе с ними на моей птице счастья.

  - Там, - показала кошка лапой в сторону цветников и садов и затерявшихся среди них, как островки в цветущем море, домов.

   14

  Один из них был особенно, просто невероятно прекрасен. Я не взялась бы передать словами, что представлял собой этот дом, потому что он был более, чем шикарен, более, чем дом.

  Сказка начиналась с ажурных ворот, их хотелось трогать руками, как настоящее кружево. Дом сплошь состоял из острых углов, но был при этом уютным, как будто строился специально для того, чтобы в нем жили добрые мифические существа.

  Плющ и виноград повторяли живописные изгибы. На крышу поднимались плетистые голубые розы того кобальтового оттенка, который никогда не встретишь на земле.

  В траве, как разноцветные звезды, в творческом беспорядке рассыпаны герберы вперемешку с ромашками.

  Клумб, что интересно, во дворе не было.

  Приходилось ступать осторожно, чтобы невзначай под ногой не оказался цветок.

  "Наверное, много цветов и внутри", - подумала я.

  Мне хотелось поскорее войти в дом и проверить свою догадку, и в то же время я медлила, точно чувствуя, что за загадочной дверью меня ждет какой-то сюрприз.

  Чувствовалось, что дом построен с расчетом на то, чтобы в нем жили внуки и, может быть, даже правнуки.

  Казалось, вот-вот, и из зарослей сирени послышится детский смех.

  Даже прислушалась неосознанно.