Дом, который построил Джек

— А!.. На слух здорово. Ну, давай, веди, ангел мой. Когда они показались из подворотни дома 64, штаны у матросика заметно топорщились спереди. Мейбрик сунул руку в карман, стиснул нож и задышал чаще. Датфилдз-ярд… Он знал это место. Лучше не придумать. Закрыто со всех сторон, только один вход, да и тот через узкий проулок длиной футов восемнадцать-двадцать. Он отгораживался от улицы деревянными воротами, по обе стороны от которых тянулись непрерывной цепочкой коттеджи рабочих с табачных фабрик, портных, и еще рабочий клуб, боковой фасад которого как раз выходил в проулок.

Там сейчас как раз проходил какой-то вечер. До Мейбрика доносились обрывки разговоров на полудюжине разных языков. Английском, русском, идише, французском, итальянском, еще каком-то славянском — должно быть, чешском или польском… Эти людишки со всей Европы собрались в этом задрипанном маленьком зале, чтобы разыгрывать здесь любительские спектакли или музыкальные концерты, не говоря уже о вздорных собраниях, на которые стекались все смутьяны Ист-Энда. Мейбрик презирал этих агитаторов с их бредовыми идеями насчет миссии рабочего класса и всего такого. Вот такие вот бунтовщики и разрушают Империю. Они да их шлюхи подрывают основы британской морали…

Элизабет Страйд, такая же инородка, как рабочие в клубе через улицу, развлекалась в Датфилдз-ярде. Интересно, читает ей сейчас ее матрос письмо или нет? Мейбрик погладил свой нож. Ему было наплевать на матроса, хотя и ему предстояло умереть, если он перевел письмо доктора Лахли этой поганой замарашке. Боже, ну они и развлекаются там! Он достал из кармана часы и вгляделся в циферблат в слабом свете окон рабочего клуба. Черт, уже почти половина первого! Он замерз, устал и промок, он протрясся в поезде из Ливерпуля целых пять мерзких часов, и им еще пришлось таскаться по всему этому проклятому Ист-Энду…

Скорее бы! Он раздраженно захлопнул крышку часов и резким движением сунул их в карман жилета. Нетерпение жгло его изнутри. Нынче вечером он уже готовился раз к удару, но из-за пьянства. Кэтрин Эддоуз все тогда сорвалось. Когда Страйд наконец показалась в воротах, Джеймс Мейбрик созрел для таких жестокостей, о каких раньше и не думал. Бог свидетель, как только Лахли получит свое письмо, он швырнет эту суку обратно в темный переулок, задушит ее, а потом будет кромсать, кромсать, пока не выплеснет всю злость…

— Жаль, что ничего не могу поделать с твоим письмом, милая, — говорил моряк, выходя вместе с ней на улицу. — Ну, имя-то я свое как-нибудь еще прочитаю, но не больше. В жизни в школу не ходил.

— Ну, ты-то в этом не виноват, — отвечала она, но голос у нее был при этом недовольный. Настроение у нее по сравнению с тем, что было после прощания с прошлым клиентом, явно не улучшилось. — Сдается мне, во всей Британии не найдется и одного валлийца, чтоб мог читать по-своему.

Моряк рассмеялся.

— Ну, раз так, поцелуй меня, и пойду-ка я, поищу своих, покуда они не забеспокоились.

Если бы Мейбрика не снедала жажда бить и резать, он расхохотался бы во весь голос. Бедная, грязная потаскуха: вот у нее в кармане лежит письмо, которое стоит королевских денег — буквально! — и она не может найти ни единой души, чтобы его перевести. Моряк смачно чмокнул ее на прощание и побрел в направлении Поплара и порта. Бурля от нетерпения, Мейбрик шагнул вперед, но тут же застыл, выругавшись про себя, когда молодой человек в темном плаще и охотничьей шапочке вышел из клуба, держа в руках завернутую в газету коробку размером примерно шесть на восемнадцать дюймов. Он шел быстро, и глаза его, судя по всему, не успели привыкнуть к темноте, поскольку он налетел прямо на Лиз.

— Ох, извините! — воскликнул он, с трудом удержав ее от падения. Произношение выдавало в нем иностранца.

— Ну вы меня и напугали, — выдохнула она, изобразив тем не менее на лице улыбку.

— Вы не ушиблись?

— Нет, ни капельки, правда. А вы, часом, не знаете здесь никого, кто бы читал по-валлийски?

Несмотря на явное удивление, молодой человек с сомнением покачал головой.

— Нет, боюсь, не знаю. Я сам — венгр, в Англии совсем недавно.

— О… Ну, раз так, может, проводите меня до дому, а? Это близко, а мне страшно, как этот маньяк разгуливает по улицам…

— Конечно, мадам.

Он проводил ее через улицу, как раз к месту, где прятался Мейбрик. Тот едва не сломал рукоять ножа, с такой силой он стиснул ее в кулаке, и вжался в темноту подъезда, в котором стоял. Боже правый, да неужели эта грязная шлюха даже на минуту не остается одна? Если она всю дорогу до своей ночлежки будет цепляться за этого чертова венгра, они так к ней и не подберутся! И тут новые шаги, простучавшие по булыжной мостовой, заставили Мейбрика вжаться в темноту еще глубже. Иисусе Христе, это же чертов констебль! С бешено колотящимся сердцем стоял он, окаменев, и смотрел на то, как констебль подходит к Страйд и ее венгру. Полицейский нахмурился и грозно пошевелил усами.

— Э, а ну давай, двигай отсюда, Лиз, нечего тебе здесь делать.