Дом, который построил Майк

У меня, в годы моей бурной студенческой юности, еще до поездки в Пхеньян, до Чарына и до срока в армии была подружка Лидка Носатая, которая зарабатывала приличные деньги на том, что продавала свою венерическую болезнь молодым людям, желающим не ходить в армию. Она хранила у себя в общаге на Июльской 22, что в городе-герое Свердловске, в холодильнике пробирку с гонококками и заражала себя каждую весну и осень под приказ Министра Обороны СССР о призыве в Вооруженные Силы того же СССР.

Желающих оказалось настолько много, что вскоре она подключила к этому делу двух своих подружек, Светку и Таньку из комнаты 419. Подружки, в отличие от Лидки, были страшные, как моя жизнь, никто не хотел с ними играть и водиться, и они были только рады, что вдруг появилось такое огромное количество ухажеров, желающих провести с ними бурную ночь. А Лидка стригла купоны и слава о ней пронеслась по всей Земле великой, что в Солнечной системе.

Дело закончилось тем, что какая-то сволочь прознала об этом и в черной зависти, выкрав пробирку с гонококками из холодильника, вылила ее в общую стиральную машину. После чего наше общежитие закрыли на карантин в связи с поголовной гонореей даже у невинных девочек и мальчиков первокурсников.

Однако осталось потрясающее стихотворение, посвященное Лидии одним, влюбившимся в неё, студентом Педучилища (Педулища).

СТИХИ

Иллюзорной агаме вторит ваша стопа

Я лежу в панораме дармового пупа

Вы пол мира пригрели своим чувственным ртом

И меня не отпели, отложив на потом

В этом я не виновен, невиновны и вы

Просто стебель не ровен

Судьбоносной травы

Лидку выгнали из института за аморальное поведение, и на мне эта история отозвалась тем, что я не успел отмазаться от армии таким простым и приятным путем.

После неудачного перехода Государственной границы в Пиплс Репаблик оф Чайна на меня был положен строгий взгляд Комитета Государственной Безопасности, а подставлять себя под него лишний раз институту, без этого уже славившемуся своим антисоветским нигилизмом, было не сладко. Куда легче заслать нарушителя нравственности куда подальше на Восток, где дела, как поговаривал товарищ Сухов, тонкие.

Второй отмазкой мне могла стать вялотекущая шизофрения, по которой освободили валютчика Женьку Павлова и Вовку Мишина, и которой я в текущей действительности видимо болен.

Но тогда ее необходимо было доказать на психическом врачебном совете.

Женька, к сожалению, свалил в Москву, столицу нашей Родины покупать прописку у местной валютной проститутки и проконсультировать меня по телефону не смог по причине нехватки слов.

"Это же нужно прочувствовать и показать правильно тебе дурилке картонной. Как ходить, как говорить утробой, как пописать или посрать у них в кабинете на столе".

Мишин, еще один псих самодельный, тот улетел в Новосибирск, на состязания доморощенных хоккеистов-студентов.

Одним словом шизофрения отпадала.

Инорэз - вот еще что помогает. Вот только сплю я крепко, а врачи сейчас ушлые стали, дадут тебе горсть снотворных пилюль на ночь в стационаре, потом утром посмотрят - кроватка сухая у деточки, не описался мой хороший, ну и славненько, ну и хорошо, туди-туди, ду-ду папа - папа ду-ду.

Ну-ка вали-ка отсюда хлопец по добру, да по здорову к во-о-он тому прапору страшному, он тебя и еще семерых твоих друзей-писалщиков-в-пелёнки со вчерашнего вечера дожидается. От него проходу медсестрам нет.

Можно сыграть сотрясение оставшегося мозга с последующей атрофацией памяти. Это неплохо получилось у Пашки Матюхина.

Неплохо? Потому что на самом деле Степан Адуашвилли, профессионал по делу увечий друзей, так засветил ему кулаком в челюсть, что Пашу увезла Скорая с переломом этой самой челюсти, а мы продолжали пьянствовать его удачную отмазку от армии водкой, которой молодой новобранец запасся в качестве возможной и необходимой анэстижи.

Хозяин и петух

(быль)

Хозяин не спал всю ночь, бухал, занимался всякой безнравственной туфтой с хозяйкой, да ещё и возил снопы перед полуночью. Потом прилег отдохнуть прямо на дворе.

Петух увидал хозяина и смекает: - "Хозяин хочет послушать, как я пою".

Подобрался поближе к хозяину и закричал ему над самым ухом: - "Подъём 45 секунд, форма парадная, строиться на плацу!"

Хозяин проснулся и забранился на петуха, что ему спать не даёт.

Петух подумал, что хозяин велит ему громче петь, подобрался поближе и стал кричать, что было силы: - "Вставай, суканахбля! Сколько служишь?"

Хозяин взял грабли, дал петуху в табло, аж циферки защёлкали.

Вот и поехал я, горемыка в общагу с литром водяры Столичная (с ручкой такая бутылка была) к Степану Адуашвилли, как хорошо зарекомендовавшему себя в деле.

Мы выпили.

Потом еще.

Потом еще.

Потом он стал меня профессионально бить. "Самое главное, - говорил Степан, - надо попасть точно между глаз. Тогда синяк поползет на оба глаза, и такие синяки долго не проходят. А главное это менее болезненно, чем свороченная челюсть".

Плохо у него получалось почему-то, жалел он меня, болезного, что ли.