Мы выпили еще водки, затем еще. Сбегали к таксистам. Как известно, недостаточное количество спиртосодержащих напитков является общей бедой и местным обычаем. Потом пришли какие-то биксы с ярко накрашенными губами, ногтями, глазами, щеками и колготками, и мы забылись в дурном сне грязной порнографии духа. Вдруг память у нас обоих резко атрофировалась, и я пришел в сознание только в автобусе с грязными и пьяными призывниками, который уносил нас от родных очагов, теплых, нежно-мускатных тел и веселой жизни. Уносил в непроглядную мерзость ранних подъемов, перловой каши и пердежа с неё, издевательств сержантов и стариков, питье Цветочного одеколона и клея БФ, и, если хватало сил после дневных караулов, вечерних мастурбаций в засраных туалетах воинской части 6705, что в городе-герое молодых и старых заключенных Комсомольске-на-Амуре.
В армии, кстати, или не кстати, я очень хорошо научился мастурбировать. В армии чувственность возрастает до неимоверных ощущений, в армии нужно уметь делать все быстро, пока размякло и расслабилось, под кумаром дальневосточной конопли, всевидящее око сержанта-узбека Урумбека Маменгалиева. Чтобы не слышать его боевых команд перед отбоем: "Ты че служишь, суканахбля! Кому тут стоишь, дрочишь, суканахбля? Че плохо сосешь по русскы, ты, не русскый, сволыщьбля?"
Как мужик гусей делил
(сказка-быль)
У одного вонючего мужика не стало хлеба. Вот он задумал попросить хлеба у барина. Чтобы было с чем идти к барину, он поймал где-то какого-то гуся, изжарил его в винном соусе да на коньяке и понес. Барин принял гуся и говорит тихо вонючему мужику:
- Ну, мужик, спасибо, удружил. Сейчас поем жареной гусятинки - живот и пройдет. Только вот не знаю, как мы твоего гуся делить будем. Вот у меня жена красавица Мария, два сына, да еще две дочери на выданье?
Давай думай, время пошло.
Вонючий мужик говорит:
- Я разделю.
Взял мужик ножичек, отрезал гусю голову и говорит барину:
- Ты всему дому голова - тебе голову.
Потом отрезал гузку, подает барыне:
- Тебе, - говорит, - дома сидеть, за домом смотреть, - тебе задница.
Отрезал лапки и подает сыновьям:
- Вам - ножки, топтать отцовские дорожки.
А дочерям дал крылья.
- Вы, - говорит, - скоро улетите из дома, вам по крылышку. А остальное я себе возьму!
И взял всего гуся.
Барин посмеялся до слез, дал мужику буханку хлеба и денег пятак, чтобы выпил за его здоровье.
Мужик нажрался водяры, подпалил барину имение.
И пошел Лев Толстой на старости лет скитаться по Руси.
Где-то его, бедолагу, полумертвого, на какой-то станции нашли уже другие вонючие мужики.
ЛОНДОН
Долгие, дождливые, Лондонские, зимние вечера, сидя в своей засквотированой четырех комнатной двухэтажной квартире, на огромной кинг-сайз кровати, подаренной мне австралийкой Люськой Лэмберт, я часто коротал, занимаясь переводом песен Русских рок-групп. Многие из вещей неплохо ложились на английский язык. Например, моё любимое из Гребня:
Панки любят грязь
а хиппи цветы
и тех и других берут менты
ты можешь жить любя
ты можешь жить грубя
но если ты не мент
возьмут и тебя
И я устал пить чай
Устал пить вино
Забыл все слова
Кроме слова говно
Десять лет я озвучивал фильм
Но это было немое кино
На английском рок-языке это звучало бы примерно так:
punks lovе filth
and hippies love peace
one or the other
should be taken by police
you can be full of shit
you may be a good lover
but pigs will come for you
if you are not informer
i am tired to drink tea
tired to drink wine
remember all words
in there shit-kind
ten long years
i was interpreting film
for people with the deaf mind
Или другое, особо близкое мне, из Нау:
я увидел глаза
я прикоснулся к лицу
я почувствовал руки
и навстречу теплу
мои губы опускаются все ниже и ниже
я ищу те ворота, откуда я вышел
я пришел целовать те ворота
откуда я вышел
я пришел войти в те ворота
откуда я вышел
i`vе sееn the еуes
i`ve touched the face
i`ve felt the hands
and towards the warmth
my lips are dropping slowly down
I search for the gateway
which I came out from
i am here to kiss this gateway
which I came out from
i came here to enter this gateway
which i came out from
Переводец был так себе, больше на понтах, чем на грамматике, но все-таки потом я все это показывал Найджелу Энтони Редингу, выдавая их за свои собственные произведения, чтобы повысить себя, итак уже неимоверно повышенного, в его глазах. Найджел каждый раз грустно на меня смотрел и говорил тихо, чтобы Мириям не услышала: "Ты очень больной человек, Майкл, очень больной. У меня есть хороший знакомый врач, психиатр, я сам у него лечился некоторое время, он тебя выслушает и, я надеюсь, поможет тебе"
Потом мы уходили с ним в глубину его огромного сада, мы принимали по пол спичечной головки кислоты ЛСД, мы ложились под кроны столетних дубов, и каждый уходил в свое - я в Национальную Британскую Художественную Галерею, в зал импрессионистов, а он улетал в Гонконг или в Австралию, на свою далекую близкую родину.
Кислота на меня не действовала, поэтому я просто предавался своему воображению. А оно то у меня, огого какое большое в моей больной навсегда голове.